Байки
О мистической сути стихийных бедствий. они слагали гимны краны прекращали течь, унитазы смывали как миленькие, батареи нагревались до сковородочного вида. Председатель ЖЭКа кормил меня конфетами. Семь лет, каждый день я заговаривал воду, а по ночам сочинял книжку.
Теперь уволился. Работаю холостым литератором. Вода сразу распоясалась и стала стихией. Как во Второй день творения. Проникает сквозь потолок, целится капнуть за шиворот или в чай. Научилась игнорировать крышу. В гостиной вспучило паркет, в спальне вздулись обои. В ванной погас свет, похоже, это навсегда.
Против катаклизма я использую ведро, таз, кастрюли и другое удивительное оборудование. Например, поднос коричневый, краденый в заводской столовой из героических побуждений. Сейчас он так ловко примотан скотчем, потоп течёт на подоконник, потом, по подносу, в ванную. Очень удобно. Остальное выливаю в унитаз по сложному графику. Кастрюля в центре кухни наполняется раз в два часа, ведро в шкафу – каждые четыре.
И никто не орёт на меня – иди и убей это домоуправление, ты ж мужчина.
Ною в аналогичной ситуации пришлось хуже. К нему сбежались слоны, жирафы, львы и многодетная жена. Наверняка, в доме стало шумно.
Я ходил на крышу, интересно же. Там замёрз водосточный желоб, вода переливает на стену, растекается по балкам. Я считаю, ничего такого, летом растает. Мы с компьютером сидим на кухне, где почти сухо. Пишу книжку. Сделал три волнующих открытия.
1. Иногда, проработав писателем шесть часов подряд, обнаруживаешь, что написал всего два слова, оба неприличные.
2. Семья не виновата. Даже сбежав в деревню, где снег, печка и горничная Глаша - все ужасно необщительные – можешь в голове найти лишь белый шум. Тогда даже хочется нарисовать кому-нибудь котика или сварить каши.
3. Единственный путь – встать в пять утра и долбить, долбить. Удивлённый мозг, бывает, и отрыгнёт страницу.
Ещё о потопах. Расскажу про Гену. Он служил директором бетонного завода, и вдруг сбрендил. У него развилась странная фобия, боязнь лить воду в канализацию. Он осел дома, стал собирать слёзы из текущего крана. Тазики выносил на улицу, под деревья. Кран капал обильней, Гена бегал всё быстрей. Не спал месяц. Наполнял вёдра, банки и миски. Потом посуда кончилась, он не выдержал, вызвал сантехника.
Раньше Гену никто не обслуживал, потому что он - мать латвийских тараканов. У него вырастали совсем ручные экземпляры. Доверчивые, как олени в мультиках. Выбегали гостю навстречу и просили хлебушка. Гена обещал их отравить, но не мог. Такой гуманист. Тараканам для жизни необходима была вода, у Гены она везде. В тазах, мисках, вёдрах и в коробках из-под сосисок.
Работники ЖЭКа боялись его богатой фауны. Электрик Саша кричал Геннадию с улицы, куда вставлять провод. И чего крутить отвёрткой. И по крикам определял, фаза в розетке, или ноль.
Я тоже объяснял Гене в окно, как скрутить кран-буксу в смесителе. Ему не хватало сил. Пришлось подняться. Гена говорит:
- Вы осторожно, у меня тут тазики...
Тут – означало «везде». Хождение по тазам нам не преподавали. Я злой такой, стал выливать всё в раковину. Гена айкал, будто его колют. И ещё эти тараканы...
Когда щенки или котята приходят смотреть, что принёс сантехник в сумке, выходит мило. Тараканы так не умеют. Им не хватает пушистости. Но тоже лезут.
Я работал быстро. Не хотелось привлекать к себе внимание. Но всё равно меня заметили. Кое-как доделал, выскочил вон. И уже на улице, чувствую, под курткой, кто-то гадкий ползёт по руке.
Физики установили, самый краткий отрезок времени, это момент между поглощением фотона и выбросом электрона в атоме.
Лирики считают, скорей всего пролетает миг между началом зелёного света и гудком сзади.
У сантехников быстрей всего на свете происходит выпрыгивание из костюма водопроводчика, ощутившего, что он в этом костюме не один, а вдвоём с тараканом. Уж поверьте, фотоны с электронами не подозревают, что такое настоящая скорость.
Я разделся до трусов. Был октябрь, из кафе «Ноктюрн» на меня смотрели печальные люди. Два животных вытряхнулись из ботинка, один сидел в штанах, трое доехали в сумке. И тут Гена открывает окно и орёт, мне, голому, с третьего этажа:
- Извините, вы сломали такую, ну, дюбочку. Вы принесёте мне такую же, новую?
Мы стали спорить о природе дюбочек. Я утверждал, их жизненный путь очень короток. Гена клялся, если б не такие как я, дюбочки жили б вечно. (Речь об аэраторе, не важно).
Я танцевал пасадобль с тараканами, Гена кричал сверху, что потребует моего увольнения. Я махнул ему кулаком и крикнул
- Шоб ты сдох!
В шутку.
Теперь Гена там, где ему не каплет. Умер. Шлёт мне с неба воду. И вчера ещё, пригнал таракана. Десять лет их не было, а тут бежит по кухне такой, с характерно оленьими глазами.
Уволился, сижу дома. Заговариваю буквы.
Не знаю, как пишутся Большие книги, но знаю, с чего начинаются Великие потопы.
Сначала в доме заканчивается вся посуда...
Теперь уволился. Работаю холостым литератором. Вода сразу распоясалась и стала стихией. Как во Второй день творения. Проникает сквозь потолок, целится капнуть за шиворот или в чай. Научилась игнорировать крышу. В гостиной вспучило паркет, в спальне вздулись обои. В ванной погас свет, похоже, это навсегда.
Против катаклизма я использую ведро, таз, кастрюли и другое удивительное оборудование. Например, поднос коричневый, краденый в заводской столовой из героических побуждений. Сейчас он так ловко примотан скотчем, потоп течёт на подоконник, потом, по подносу, в ванную. Очень удобно. Остальное выливаю в унитаз по сложному графику. Кастрюля в центре кухни наполняется раз в два часа, ведро в шкафу – каждые четыре.
И никто не орёт на меня – иди и убей это домоуправление, ты ж мужчина.
Ною в аналогичной ситуации пришлось хуже. К нему сбежались слоны, жирафы, львы и многодетная жена. Наверняка, в доме стало шумно.
Я ходил на крышу, интересно же. Там замёрз водосточный желоб, вода переливает на стену, растекается по балкам. Я считаю, ничего такого, летом растает. Мы с компьютером сидим на кухне, где почти сухо. Пишу книжку. Сделал три волнующих открытия.
1. Иногда, проработав писателем шесть часов подряд, обнаруживаешь, что написал всего два слова, оба неприличные.
2. Семья не виновата. Даже сбежав в деревню, где снег, печка и горничная Глаша - все ужасно необщительные – можешь в голове найти лишь белый шум. Тогда даже хочется нарисовать кому-нибудь котика или сварить каши.
3. Единственный путь – встать в пять утра и долбить, долбить. Удивлённый мозг, бывает, и отрыгнёт страницу.
Ещё о потопах. Расскажу про Гену. Он служил директором бетонного завода, и вдруг сбрендил. У него развилась странная фобия, боязнь лить воду в канализацию. Он осел дома, стал собирать слёзы из текущего крана. Тазики выносил на улицу, под деревья. Кран капал обильней, Гена бегал всё быстрей. Не спал месяц. Наполнял вёдра, банки и миски. Потом посуда кончилась, он не выдержал, вызвал сантехника.
Раньше Гену никто не обслуживал, потому что он - мать латвийских тараканов. У него вырастали совсем ручные экземпляры. Доверчивые, как олени в мультиках. Выбегали гостю навстречу и просили хлебушка. Гена обещал их отравить, но не мог. Такой гуманист. Тараканам для жизни необходима была вода, у Гены она везде. В тазах, мисках, вёдрах и в коробках из-под сосисок.
Работники ЖЭКа боялись его богатой фауны. Электрик Саша кричал Геннадию с улицы, куда вставлять провод. И чего крутить отвёрткой. И по крикам определял, фаза в розетке, или ноль.
Я тоже объяснял Гене в окно, как скрутить кран-буксу в смесителе. Ему не хватало сил. Пришлось подняться. Гена говорит:
- Вы осторожно, у меня тут тазики...
Тут – означало «везде». Хождение по тазам нам не преподавали. Я злой такой, стал выливать всё в раковину. Гена айкал, будто его колют. И ещё эти тараканы...
Когда щенки или котята приходят смотреть, что принёс сантехник в сумке, выходит мило. Тараканы так не умеют. Им не хватает пушистости. Но тоже лезут.
Я работал быстро. Не хотелось привлекать к себе внимание. Но всё равно меня заметили. Кое-как доделал, выскочил вон. И уже на улице, чувствую, под курткой, кто-то гадкий ползёт по руке.
Физики установили, самый краткий отрезок времени, это момент между поглощением фотона и выбросом электрона в атоме.
Лирики считают, скорей всего пролетает миг между началом зелёного света и гудком сзади.
У сантехников быстрей всего на свете происходит выпрыгивание из костюма водопроводчика, ощутившего, что он в этом костюме не один, а вдвоём с тараканом. Уж поверьте, фотоны с электронами не подозревают, что такое настоящая скорость.
Я разделся до трусов. Был октябрь, из кафе «Ноктюрн» на меня смотрели печальные люди. Два животных вытряхнулись из ботинка, один сидел в штанах, трое доехали в сумке. И тут Гена открывает окно и орёт, мне, голому, с третьего этажа:
- Извините, вы сломали такую, ну, дюбочку. Вы принесёте мне такую же, новую?
Мы стали спорить о природе дюбочек. Я утверждал, их жизненный путь очень короток. Гена клялся, если б не такие как я, дюбочки жили б вечно. (Речь об аэраторе, не важно).
Я танцевал пасадобль с тараканами, Гена кричал сверху, что потребует моего увольнения. Я махнул ему кулаком и крикнул
- Шоб ты сдох!
В шутку.
Теперь Гена там, где ему не каплет. Умер. Шлёт мне с неба воду. И вчера ещё, пригнал таракана. Десять лет их не было, а тут бежит по кухне такой, с характерно оленьими глазами.
Уволился, сижу дома. Заговариваю буквы.
Не знаю, как пишутся Большие книги, но знаю, с чего начинаются Великие потопы.
Сначала в доме заканчивается вся посуда...