Щелкнет раз - и помним вас
Когда ребенок в три года говорит родителям «я сам» - лучше позволить ему надевать левый ботинок на правую ногу, обмазываться кашей и надевать трусы задом наперед, чтобы он учился взрослой жизни, где эти трусы будут меньшей его проблемой. Когда клиент в пятьдесят три года говорит «я сам» - исполнителю заказа рекомендовано уйти в монастырь.
В последний раз со мной это случилось, когда один наш музей получил грант на издание книги о своих фондах. Деньги нормальные, книга в черновом варианте уже существует (без частично готовой рукописи грант не дадут) – так что работаем. Что в таком случае главное? Правильно, хорошие качественные фотографии. Чтобы на них было видно, как сияют камушки, чтобы фактура экспонатов была передана так, что фото хочется погладить рукой: где шершаво, где гладенько, где ниточки в кружеве выпуклые, где узор глянцевый на матовой поверхности, дерево, глина, ткань…
Звоню в музей:
- Когда к вам фотографа отправлять?
- Ой, мы так просто его не можем пустить, надо запрос на имя директора музея.
Ладно, пишу запрос. Время идет – ответа нет.
Звоню:
- Как там наш запрос? Когда уже фотограф может начать работу?
- Ой, на рассмотрении еще.
- А вы понимаете, что срок ограничен? Мы можем задержать заказ, но у типографии жесткий график, а работы много.
- Ой, ну там надо, чтобы личность фотографа проверила служба безопасности…
Служба безопасности чего, стесняюсь спросить? Это районный музей, там из службы безопасности только вахтер тетя Клава, а она и по фотографии определит, кто наркоман, кто проститутка, а кто профессор кислых щей.
И я позвонила напрямую директору музея.
- Ваш фотограф нам не нужен, мы сделаем фото сами! - отрезала она.
Так бы сразу и сказали: мы не хотим делиться деньгами с вашим фотографом, найдем самый дешевый вариант и разницу прикарманим. Такая тонкая секретная схема. Но незачем было туда впутывать бумажку с печатью и вахтера.
А когда прислали фото, стало ясно, что они не выбирали дешевый вариант. Они выбрали бесплатный. В буквальном смысле. Они снимали сами. Подозреваю, что некоторые кадры были сделаны даже на телефон. Только не смартфон, а старый дисковый. В общем, для книги не подошло ни одно фото – в помещениях темно, без студийной вспышки хорошо не снять, да еще и на технику, которая является лишь дальней родственницей фотоаппарата. Побочной ветвью.
- А вы попросите для нас студийный свет и штатив у вашего фотографа! – бодро предложила директор музея. – Пусть он нам привезет, а мы снимем заново.
- То есть он проедет три сотни километров до вас, отдаст технику, за которую несет материальную ответственность, и постоит в углу, подождет, пока вы снимете?
Ирония была музею недоступна, и мне сообщили: да, пусть он покажет, как устанавливать вспышку, и подождет, тем более что может потребоваться его профессиональная консультация, как лучше снимать очень маленькие или большие объекты.
Умницы какие. Рационализаторы.
Люди, которые решили пилить бюджет, обладают поистине детской непосредственностью в попытке заставить всех вокруг помогать им в этом благом деле, даже за свой счет. Поэтому они, конечно, страшно обиделись, что я не позволила поиметь нашего фотографа за «спасибо» и барбарыску.
Последствия не заставили себя долго ждать. Моему начальнику позвонил главный музейный начальник и наябедничал: срываем сроки. Но мой начальник уже знал подоплеку и доложил: музей отказывается от нашей профессиональной съемки, хочет обойтись своими силами, но у него плохо получается.
Еще через пару дней директор музея с таким видом, будто ее заставляют продать девственность за пакет пряников, сообщила: мы можем приехать и поснимать экспонаты. Мне все равно нужно было отдать на подпись документы, поэтому я отправилась вместе с фотографом. И не зря.
Борясь за каждую копейку, директор объявила, что фотограф будет снимать только в самых темных помещениях, а остальное сделает Леша, которому наш фотограф, конечно же, одолжит и вспышку, и штатив.
Лешей оказался юноша лет восемнадцати. Сын научного сотрудника музея. Он с надеждой спросил:
- Теперь вы будете фотографировать?
Сам он не горел желанием снимать экспонаты, но отец и директриса его приперли к стенке, так что ребенок позаимствовал старый фотоаппарат у какого-то знакомого и попытался им орудовать. Не знаю, за какой чупа-чупс он трудился, но когда я смотрела, какие он выбирал ракурсы, мне очень хотелось сказать: «Деточка, а вам не кажется, что ваше место возле папаши?»
Бедный Леша, конечно, не виноват, но спросят за качество книги с меня! Такое у меня выгодное положение: заставить заказчика прислушиваться к моим рекомендациям я не могу, но за результат отвечаю единолично.
- Теперь мы будем фотографировать, - решительно ответила я. Фотограф оттер мальчика в сторонку, выставил свет и отработал в одно лицо.
Директор с кислым лицом наблюдала. Но когда мы ей показали, как детально видны узоры на старинной пуговице при профессиональной съемке, смирилась: придется делиться.
Но если бы это был конец истории! С начальником директора музея мы обсудили, какие фотографии к книге необходимо покупать у федеральных информагентств – к примеру, снимки визита в этот музей важного дяди из Москвы, потому что своих хороших фотографий с события у музея нет. Обсудили, закупили, поставили в книгу. У директора – истерика: категорически против этих кадров, потому что ее на них нет, а на фотографиях музея она есть. И хотя от важного дяди там только размазанное ухо и глаз, как у совы, зато директор во всей красе! Насмерть билась, что оплачивать фотоархив информагентств не будет. Видимо, хотела от гранта еще хоть что-то урвать себе за хлопоты. В конце концов, говорит:
- Если вам так сильно надо, можете фотографии поставить, но оплачивать их покупку я не буду.
Вот ты благородная ман…дам.
И это тоже неповторимая в своей прелести часть моего положения: команды раздают одни люди, а решения об оплате принимают другие. И когда приходишь к этим раздающим команды с просьбой повлиять на ситуацию, они отвечают: «Ну, договоритесь как-нибудь, юридически они самостоятельные, я на них давить не могу». То есть когда тебе было надо заменить в книге вообще все – главы, фото, заголовки, список действующих лиц – ты давил всей душой, а когда речь заходит об оплате – «я устал, давайте сами».
Директор нашей организации всегда выступает за высокое качество работы. А я – за то, чтобы клиент, который хочет испортить себе книгу и карму, а мне настроение, делал это свободно, не стесняясь, потому что он сам потом будет страдать. Вместо этого я должна наглядно доказать заказчику, почему разноцветный шрифт – плохо, почему называть книгу о пенсионерах «Золотой дождь серебряного возраста» - плохо, почему ставить на все страницы фото с собой, любимым, - плохо.
Переговоры о том, что готовую книгу необходимо оплатить, длились четыре недели. Когда все случилось, забирать тираж приехал все тот же мальчик Леша.
- А мои какие-то фото вошли в книгу? – спросил он.
- Нет, - коротко ответила я.
- А мне сказали, что заплатить за работу все равно должны, я же время тратил, - сказал мальчик.
- Радость моя, посмотри мне в глаза, - хотела я дать развернутый ответ. – Ты видишь в них бесконечную усталость, которую лишь слегка скрашивает моя к тебе симпатия. Твой папа и директор твоего папы – редкостные мудаки, которые не заслуживают такого терпеливого юного ангела, как ты. Они сначала взвалили на тебя чужую работу на халяву, а потом решили, что оплатить ее должны мы из своего кармана. Поэтому просто езжай домой, познав всю горечь столкновения твоей жизненной неопытности и дикого жестокого взрослого мира, и больше не позволяй себя обманывать, а то и бутон твой невинности сорвут за просто так.
Вместо этого я сказала:
- И во сколько ты оцениваешь свою работу?
Он как следует подумал, пошевелил губами и ресницами и выдал:
- Рублей в триста хотя бы.
И я дала ему триста рублей.