Командировка
Сын улетел в Красноярск. Первая его командировка, по-большому счету. А мы с женой в Шереметьево ездили провожать случайно. Такси до аэропорта, которое его контора оплачивает и заказывает, он прощелкал, как бы. От услуг по доставке в Шарик на автомобиле жены отказался, сказал, аэроэкспрессом с Белорусского вокзала - милое дело.
Ну давай до метро проводим, что ли? Эт я жене. Первый раз ведь. Давай. До Белорусской? - с надеждой так спрашивает. Конечно. Хотя и в мыслях не было почти. Нет, а чего может до Шарика, а? Это уже я ее с надеждой на белорусском вокзале. А чего нам трудно до Лобни доехать? Полчаса туда, полчаса обратно. Ты ж давно в порту не был, соскучился небось. Случайно так в Шереметьево и оказались. Неплохо надо сказать, я обрадовался. Красиво, удобно и понятно все. Кофе ничего себе. Вот только сын улетел в Красноярск.
Меня, вообще, потаскало по стране. И той еще, и этой. Самолетом, поездом, автомобилем, амфибией. Собаками даже. Оленями, правда, нет. Никогда не думал, что так тяжело провожать. А две недели всего. Меня ж по полгода дома не было иногда. Как-то непривычно. Меня родители до аэропорта не провожали. Значит еще больше нервничали. Теперь понимаю.
У меня первая командировка в Кемерово была. Не Красноярск, конечно, - ближе немного. Я и неделю отработать после института не успел. Научился уже в пинг-понг в обед и знал, как кодовый замок на двери в лабораторию открывать. Подпись директора не видел даже еще. Вот и посмотрел. Вернулся с обеда, употев гоняя шарик, открыл кодовый замок, подошел к столу. А там билет на самолет, командировка и предписание уже лежат. Оказывается пока мы в своем КБ в обед мячик пинали, в Кемерово обед уже кончился и в министерство красная телеграмма пришла. Не можем, мол, в секретный аппарат штуцер вварить, срываем задание партии, шлитеапельсинов и колбасы конструктора. А все из-за того, что на одном чертеже хороший человек штуцер не в том месте нарисовал. На целых десять миллиметров. Или пятнадцать даже. Вопрос можно было бы и по телефону решить. Но очень хотелось заводчанам апельсинов колбасы пиздюлей конструктора увидеть, чтоб этим гадам, т.е. нам, жизнь не казалась медом. Им этот заказ сверх плана впендюрили. Мы сверх плана начертили, а они изготавливают во имя сверпланового укрепления обороноспособности. И как бы мы выходим виноватыми. Для них.
Штуцер я за пятнадцать минут перенес. На пятнадцать миллиметров. Или даже десять. А командировка на неделю. В гостиницу поселился рядом с заводом. Тетка там, типа портье, предложила бумагу подписать сразу. Горбачеву письмо. Горожане воздуха городского в пакет набрали и послать хотели, чтоб Михал Сергеевич дыхнул. К сибирской язве видать у них доступа не было, они и удумали. Дождались, когда ветер с производства, где серную кислоту после нитрации дымовыми газами концентрируют, набрали кулечек и Горбачеву. А я, хоть права и не имел, но корявым почерком: Дыши на здоровье, с горячим приветом, проездом из Кемерова, целую Гоша. Про "целую" вру, естественно.
Соседом по номеру у меня оказался целый доктор наук из Бийска. Вежливый ученый. Икру ел. В том смысле, что я на подходе к гостинице обратил внимание на три вещи: на комок в горле (ветер с той самой концентрации серняшки), на тонкие и длинные ананасы во всех магазинах и даже ларьках союзпечати, и на бочку икры перед гостиницей. В развес торговали по сходной совершенно цене. Хотел было килограммов пару купить, но некуда взять было. А ученый в номере ее ел. Ну и мне предложил, естественно. Намазывайте, говорит, не стесняйтесь, а то тут буфета нет, а есть всем хочется. Хоть икры поедим, там у гостиницы из бочки продают, видели? Видел, да некуда взять было? Как некуда, удивляется ученый. Они ее в газетные кульки развешивают. Мне вот Правда досталась с икрой. Угощайтесь, икра вкусная у минтая. По полкило на рыло мы с ученым легко умяли. И больше бы получилось, но у меня всего поллитра водки и было. выпили, поели и спать.
ночью, часа в два в дверь колотят. Нагло так. Ученый старенький: лет под пятьдесят, я всяко моложе, мне 21. Иду открывать.
Давно так не пугался. В коридорных сумерках стоит всклокоченное, несвежее чудо-юдо со свежим фингалом и беззубым ртом шамкает: отдохнуть не желаете? Я со страху сразу про злую собаку, которая без зубов насмерть засасывает, вспомнил и еще больше испугался. Ну и заорал с испугу. В том смысле, что очень громко и отчетливо отказался от отдыха в несколько нецензурных выражениях. Думал профессора разбужу. Но тот спал.
Только утром, вежливо поблагодарил. За что, спрашиваю. Вы, говорит, так доходчиво отказались отдохнуть, что нас больше не беспокоили, а когда я один жил, ко мне каждые полчаса приходили уговаривать. Мне бы слова на бумажку. Запишите, да? Обязательно, отвечаю. Вот как с завода вернусь так сразу же и перепишу, а сейчас, простите, но мне к директору надо очень. И удрал.
На самом деле к директору. Этот директор с отцом в институте учился. Отец ему позвонил, когда узнал, что я в командировку еду и попросил "этому обормоту" производство показать. Он и показал.
Посадил в чорную, пречорную, не помню какого цвета, волгу, на территорию мимо солдатиков завез: "это со мной", и показал. Как пороховые макаронины на палках сушат, как толстые тетки порохом картузы наполняют, ну и пару современных, на то время, производств тоже показал. А потом его к телефону позвали в одном из цехов. Срочно Москва на совещание вызвала. Ты, Гоша, тут постой я вернусь через часик. Я три часа стоял. Как тот мальчишка-часовой из книжки, которого только дяденька-офицер с поста снять мог, а его старшие мальчишки забыли. Меня тоже забыли. Только мне хуже. Без документов на совершенно секретном предприятии. Стемнело. Я про икру вспомнил. Про кровать в гостинице. Про чудо-юдо с фингалом. Про любимую жену в Москве. Мысленно попрощался со всеми и пошел сдаваться. На проходную. Дошел и к солдатику крайнесеверной народности: пустите дяденька наружу я хороший только без пропуска. Он как "про безпропуска" услышал, так обрадовался. Шпиона поймал, ага. Отпуск, домой, на неделю, олени, ага, однако. Нихт шиссен, говорю, их бин руссишь партизанен Пафнутьич, ферштейн, зи?
Вот это я точно зря сказал, а у него в глазах сразу две недели отпуска засветились. Я иностранный шпион получаюсь, а не советский. Советские люди на немецких языках языках не шпрехают, но гитлер капут с хендехохом знают на всякий случай. В общем на проходной меня еще четыре часа мурыжили. Никак не уговаривались директору звонить на домашний. Потом позвонили. Все-таки я не совсем же без документов режим нарушал. Форма два в их первом отделе лежала с предписанием и паспорт на руках.
А отцовский приятель про меня забыл. Ему, как на совещании из министерства наваляли, он и забыл, потому что расстроился сильно. А как расстроился значит надо своим навалять, чтоб успокоиться. Ну и забыл за делами.
На следующий день я пошел контролировать. как штуцер приваривать будут. Быстренько проконтролировал. Повеселил ребят рассказом, про шпиона. И обратно в гостиницу. А надо сказать, что на этом заводе спирта много. Этилового. Как чистого, так и в смеси с сернокислым эфиром. Наркоз им раньше делали. Пирогов еще. Но пить не рекомендуется правда. И течет этот спирт по заводу в трубах приличного диаметра. До пятисот миллиметров. Это сейчас, когда водки в магазинах, - хоть упейся насмерть, никто не понимает тогдашнего счастья, что на работе спирт по трубам течет. спирт, правда. государственный. Зато чистый и берет нормально. У каждого мужика в трубе своя дырочка просверлена. Кто чином повыше, у того к дырочке краник прилажен. Кто пониже у того просто чопик забит. Напиться на заводе нельзя. Выгонят. Вынести спирт с завода тоже нельзя: обыскивают на проходной. Мужчин солдатики северные, а женщин - женщины, но прапорщики.
Пьют за пять минут до выхода. Кто стакан, кто два. Выходят через проходную твердо еще. падают на газончик и лежат на травке. Не просто так лежат, а ждут. Попутного трезвого. Тетки-прапорщики руководят маршрутами. Знают куда кому. Слышь, парень, ты в гостиницу? Вон возьми вот этого. Или вот тех двоих, они полегче. Донес. А как жеж иначе?
Заболтался я чего-то. Сын позвонил. Долетел уже до Красноярска. Ну и хорошо. Теперь спать можно идти.
Ну давай до метро проводим, что ли? Эт я жене. Первый раз ведь. Давай. До Белорусской? - с надеждой так спрашивает. Конечно. Хотя и в мыслях не было почти. Нет, а чего может до Шарика, а? Это уже я ее с надеждой на белорусском вокзале. А чего нам трудно до Лобни доехать? Полчаса туда, полчаса обратно. Ты ж давно в порту не был, соскучился небось. Случайно так в Шереметьево и оказались. Неплохо надо сказать, я обрадовался. Красиво, удобно и понятно все. Кофе ничего себе. Вот только сын улетел в Красноярск.
Меня, вообще, потаскало по стране. И той еще, и этой. Самолетом, поездом, автомобилем, амфибией. Собаками даже. Оленями, правда, нет. Никогда не думал, что так тяжело провожать. А две недели всего. Меня ж по полгода дома не было иногда. Как-то непривычно. Меня родители до аэропорта не провожали. Значит еще больше нервничали. Теперь понимаю.
У меня первая командировка в Кемерово была. Не Красноярск, конечно, - ближе немного. Я и неделю отработать после института не успел. Научился уже в пинг-понг в обед и знал, как кодовый замок на двери в лабораторию открывать. Подпись директора не видел даже еще. Вот и посмотрел. Вернулся с обеда, употев гоняя шарик, открыл кодовый замок, подошел к столу. А там билет на самолет, командировка и предписание уже лежат. Оказывается пока мы в своем КБ в обед мячик пинали, в Кемерово обед уже кончился и в министерство красная телеграмма пришла. Не можем, мол, в секретный аппарат штуцер вварить, срываем задание партии, шлите
Штуцер я за пятнадцать минут перенес. На пятнадцать миллиметров. Или даже десять. А командировка на неделю. В гостиницу поселился рядом с заводом. Тетка там, типа портье, предложила бумагу подписать сразу. Горбачеву письмо. Горожане воздуха городского в пакет набрали и послать хотели, чтоб Михал Сергеевич дыхнул. К сибирской язве видать у них доступа не было, они и удумали. Дождались, когда ветер с производства, где серную кислоту после нитрации дымовыми газами концентрируют, набрали кулечек и Горбачеву. А я, хоть права и не имел, но корявым почерком: Дыши на здоровье, с горячим приветом, проездом из Кемерова, целую Гоша. Про "целую" вру, естественно.
Соседом по номеру у меня оказался целый доктор наук из Бийска. Вежливый ученый. Икру ел. В том смысле, что я на подходе к гостинице обратил внимание на три вещи: на комок в горле (ветер с той самой концентрации серняшки), на тонкие и длинные ананасы во всех магазинах и даже ларьках союзпечати, и на бочку икры перед гостиницей. В развес торговали по сходной совершенно цене. Хотел было килограммов пару купить, но некуда взять было. А ученый в номере ее ел. Ну и мне предложил, естественно. Намазывайте, говорит, не стесняйтесь, а то тут буфета нет, а есть всем хочется. Хоть икры поедим, там у гостиницы из бочки продают, видели? Видел, да некуда взять было? Как некуда, удивляется ученый. Они ее в газетные кульки развешивают. Мне вот Правда досталась с икрой. Угощайтесь, икра вкусная у минтая. По полкило на рыло мы с ученым легко умяли. И больше бы получилось, но у меня всего поллитра водки и было. выпили, поели и спать.
ночью, часа в два в дверь колотят. Нагло так. Ученый старенький: лет под пятьдесят, я всяко моложе, мне 21. Иду открывать.
Давно так не пугался. В коридорных сумерках стоит всклокоченное, несвежее чудо-юдо со свежим фингалом и беззубым ртом шамкает: отдохнуть не желаете? Я со страху сразу про злую собаку, которая без зубов насмерть засасывает, вспомнил и еще больше испугался. Ну и заорал с испугу. В том смысле, что очень громко и отчетливо отказался от отдыха в несколько нецензурных выражениях. Думал профессора разбужу. Но тот спал.
Только утром, вежливо поблагодарил. За что, спрашиваю. Вы, говорит, так доходчиво отказались отдохнуть, что нас больше не беспокоили, а когда я один жил, ко мне каждые полчаса приходили уговаривать. Мне бы слова на бумажку. Запишите, да? Обязательно, отвечаю. Вот как с завода вернусь так сразу же и перепишу, а сейчас, простите, но мне к директору надо очень. И удрал.
На самом деле к директору. Этот директор с отцом в институте учился. Отец ему позвонил, когда узнал, что я в командировку еду и попросил "этому обормоту" производство показать. Он и показал.
Посадил в чорную, пречорную, не помню какого цвета, волгу, на территорию мимо солдатиков завез: "это со мной", и показал. Как пороховые макаронины на палках сушат, как толстые тетки порохом картузы наполняют, ну и пару современных, на то время, производств тоже показал. А потом его к телефону позвали в одном из цехов. Срочно Москва на совещание вызвала. Ты, Гоша, тут постой я вернусь через часик. Я три часа стоял. Как тот мальчишка-часовой из книжки, которого только дяденька-офицер с поста снять мог, а его старшие мальчишки забыли. Меня тоже забыли. Только мне хуже. Без документов на совершенно секретном предприятии. Стемнело. Я про икру вспомнил. Про кровать в гостинице. Про чудо-юдо с фингалом. Про любимую жену в Москве. Мысленно попрощался со всеми и пошел сдаваться. На проходную. Дошел и к солдатику крайнесеверной народности: пустите дяденька наружу я хороший только без пропуска. Он как "про безпропуска" услышал, так обрадовался. Шпиона поймал, ага. Отпуск, домой, на неделю, олени, ага, однако. Нихт шиссен, говорю, их бин руссишь партизанен Пафнутьич, ферштейн, зи?
Вот это я точно зря сказал, а у него в глазах сразу две недели отпуска засветились. Я иностранный шпион получаюсь, а не советский. Советские люди на немецких языках языках не шпрехают, но гитлер капут с хендехохом знают на всякий случай. В общем на проходной меня еще четыре часа мурыжили. Никак не уговаривались директору звонить на домашний. Потом позвонили. Все-таки я не совсем же без документов режим нарушал. Форма два в их первом отделе лежала с предписанием и паспорт на руках.
А отцовский приятель про меня забыл. Ему, как на совещании из министерства наваляли, он и забыл, потому что расстроился сильно. А как расстроился значит надо своим навалять, чтоб успокоиться. Ну и забыл за делами.
На следующий день я пошел контролировать. как штуцер приваривать будут. Быстренько проконтролировал. Повеселил ребят рассказом, про шпиона. И обратно в гостиницу. А надо сказать, что на этом заводе спирта много. Этилового. Как чистого, так и в смеси с сернокислым эфиром. Наркоз им раньше делали. Пирогов еще. Но пить не рекомендуется правда. И течет этот спирт по заводу в трубах приличного диаметра. До пятисот миллиметров. Это сейчас, когда водки в магазинах, - хоть упейся насмерть, никто не понимает тогдашнего счастья, что на работе спирт по трубам течет. спирт, правда. государственный. Зато чистый и берет нормально. У каждого мужика в трубе своя дырочка просверлена. Кто чином повыше, у того к дырочке краник прилажен. Кто пониже у того просто чопик забит. Напиться на заводе нельзя. Выгонят. Вынести спирт с завода тоже нельзя: обыскивают на проходной. Мужчин солдатики северные, а женщин - женщины, но прапорщики.
Пьют за пять минут до выхода. Кто стакан, кто два. Выходят через проходную твердо еще. падают на газончик и лежат на травке. Не просто так лежат, а ждут. Попутного трезвого. Тетки-прапорщики руководят маршрутами. Знают куда кому. Слышь, парень, ты в гостиницу? Вон возьми вот этого. Или вот тех двоих, они полегче. Донес. А как жеж иначе?
Заболтался я чего-то. Сын позвонил. Долетел уже до Красноярска. Ну и хорошо. Теперь спать можно идти.