Перечитывая Канта
Дочь полковника Алиева мучила военнослужащих. Днём она гуляла по плацу в лосинах. После отбоя летала голая, посещая до полутора тысяч снов за ночь. Солдаты просыпались в изумлении. Никто не ожидал таких кренделей от десятиклассницы.
Её звали Олей. Эгрегор мужского обожания клубился над ней, рокотал и лишал рассудка. Многие солдаты не хотели увольняться. Некоторые клялись вернуться. Новобранцы забывали себя, маму и работниц журнала Хастлер.
Культ дочери полковника творил чудеса. Хор третьей роты, где не было никого с музыкальным слухом, спел кантату «слава партии» без фальши и выиграл окружной конкурс. Ключом к успеху стала команда "Оля в зале". Хормейстера потом повысили за находчивость. Благодаря биноклям и тепловизорам, бойцы изучили анатомию дочери полковника и все четырнадцать мышц бедра перебирали в голове как детали автомата.
В присутствии Оли военная техника становилась спортивной. Грузовики дрифтовали, танки изящно кружились. Воины, бежавшие кросс, распрямлялись, отрывали ноги от земли и даже цвет лица меняли на здоровый. А уж сколько букетов всякой полевой дряни упало на Олю из окон – не сосчитать.
Близко к ней не подходили, боялись сгореть или ослепнуть. Лишь сержант Кокин сказал однажды что подарит Оле что-нибудь. Отважный безумец, подумал полк. Вот список ценных вещей среднего сержанта: сапоги яловые, подковы к ним, полированная бляха, банка сгущёнки с сахаром. Ничто из этого Оле не подходило. Всё это она могла брать без спроса, вагонами. Кокин готов был вырвать печень, но даже его печень не была нужна Оле.
Выход нашёлся в одном красивом палисаднике. Путь к нему лежал через заборы, посты и злых собак. Кокин всё преодолел, все цветы аккуратно выдрал с землёй и перевязал гвардейской лентой. Он вернулся в казарму и стал ждать. Утром позвонили с КПП - Оля идёт. Кокин пошёл на перехват.
Перпендикулярно ему из столовой выдвинулся условный прапорщик Гадов. Прапорщик только что выслушал жалобу начальника штаба. У того пропали цветы. Какие-то падлы ночью взорвали клумбу. В городе Багратионовске, Калининградская область, с флористикой туго. Палисад начальника штаба был единственным светлым местом, уголком цветущего Юга в балтийско-военном пейзаже. И вот Гадов видит – идёт Кокин, весь украшенный цветами. Прапорщик догнал сержанта, потребовал сдать гербарий, повернуться кругом, пойти в тюрьму и самому застрелиться.
В Советской Армии запрещалось убивать прапорщиков. Там было много странного и нелогичного. Например, отсутствие вилок. Вы пробовали намотать вермишель на ложку? Или, строевой шаг. Если бы не счастливый случай, навыки его так бы и не пригодились . Отточенным на плацу движением сержант отрезвил прапорщика сапогом в промежность. Прапорщик поклонился и побрёл в штаб, жаловаться. Шёл он не спеша, часто останавливаясь для наблюдений за природой.
Кокин же настиг Ольгу. И поразил, и обездвижил. Это был цветочный беспредел. Молодые люди будто в Прованс съездили, на секундочку.
Следующие три дня Кокин ждал ареста, учил лагерные песни про разлуку. Он был весел. Неделя гауптвахты за настоящую любовь пустяк, в сравнении с традициями Клеопатры. Потом из штаба позвонили, сказали чтоб собирал манатки. Демобилизован. Видимо, Оля сказала папе что-то самоотверженное. С угрозой сбежать из дома. А может, полковнику самому понравился букет. Палисадник начальника штаба, вместе с землёй начальника штаба - вообще редкий подарок. Каждому отцу приятно такое получить.
Кокин больше не вернулся. Наверное, полюбил проводницу в поезде. Оля его и не ждала. Тоже где-то пропадала. А когда пришла - эгрегор над ней сдулся. Её место в снах захватили шалавы из телевизора. Всё-таки, нельзя богиням дарить земные цветы. Богини теряют лёгкость и не могут взлететь. Ах, если бы Оля тогда их вышвырнула!
Я снова ходил по Калининграду, изучал призрачную архитектуру. Выжившие немецкие дома всё ещё торчат, как невыбитые зубы. Снесённые проступают в воздухе, качаясь на ветру. Советские постройки между ними кажутся частным случаем пустыря. Будто мусор произвольно принял форму куба. В архитектурном этом вавилоне люди матерятся по-русски, но Канта считают своим. Многие его видели, летящим в пижаме над Королевской горой. В Калининградской области, кроме эгрегора дочери полковника, полно всяких других эманаций. И все удивительно прилипчивы.
Её звали Олей. Эгрегор мужского обожания клубился над ней, рокотал и лишал рассудка. Многие солдаты не хотели увольняться. Некоторые клялись вернуться. Новобранцы забывали себя, маму и работниц журнала Хастлер.
Культ дочери полковника творил чудеса. Хор третьей роты, где не было никого с музыкальным слухом, спел кантату «слава партии» без фальши и выиграл окружной конкурс. Ключом к успеху стала команда "Оля в зале". Хормейстера потом повысили за находчивость. Благодаря биноклям и тепловизорам, бойцы изучили анатомию дочери полковника и все четырнадцать мышц бедра перебирали в голове как детали автомата.
В присутствии Оли военная техника становилась спортивной. Грузовики дрифтовали, танки изящно кружились. Воины, бежавшие кросс, распрямлялись, отрывали ноги от земли и даже цвет лица меняли на здоровый. А уж сколько букетов всякой полевой дряни упало на Олю из окон – не сосчитать.
Близко к ней не подходили, боялись сгореть или ослепнуть. Лишь сержант Кокин сказал однажды что подарит Оле что-нибудь. Отважный безумец, подумал полк. Вот список ценных вещей среднего сержанта: сапоги яловые, подковы к ним, полированная бляха, банка сгущёнки с сахаром. Ничто из этого Оле не подходило. Всё это она могла брать без спроса, вагонами. Кокин готов был вырвать печень, но даже его печень не была нужна Оле.
Выход нашёлся в одном красивом палисаднике. Путь к нему лежал через заборы, посты и злых собак. Кокин всё преодолел, все цветы аккуратно выдрал с землёй и перевязал гвардейской лентой. Он вернулся в казарму и стал ждать. Утром позвонили с КПП - Оля идёт. Кокин пошёл на перехват.
Перпендикулярно ему из столовой выдвинулся условный прапорщик Гадов. Прапорщик только что выслушал жалобу начальника штаба. У того пропали цветы. Какие-то падлы ночью взорвали клумбу. В городе Багратионовске, Калининградская область, с флористикой туго. Палисад начальника штаба был единственным светлым местом, уголком цветущего Юга в балтийско-военном пейзаже. И вот Гадов видит – идёт Кокин, весь украшенный цветами. Прапорщик догнал сержанта, потребовал сдать гербарий, повернуться кругом, пойти в тюрьму и самому застрелиться.
В Советской Армии запрещалось убивать прапорщиков. Там было много странного и нелогичного. Например, отсутствие вилок. Вы пробовали намотать вермишель на ложку? Или, строевой шаг. Если бы не счастливый случай, навыки его так бы и не пригодились . Отточенным на плацу движением сержант отрезвил прапорщика сапогом в промежность. Прапорщик поклонился и побрёл в штаб, жаловаться. Шёл он не спеша, часто останавливаясь для наблюдений за природой.
Кокин же настиг Ольгу. И поразил, и обездвижил. Это был цветочный беспредел. Молодые люди будто в Прованс съездили, на секундочку.
Следующие три дня Кокин ждал ареста, учил лагерные песни про разлуку. Он был весел. Неделя гауптвахты за настоящую любовь пустяк, в сравнении с традициями Клеопатры. Потом из штаба позвонили, сказали чтоб собирал манатки. Демобилизован. Видимо, Оля сказала папе что-то самоотверженное. С угрозой сбежать из дома. А может, полковнику самому понравился букет. Палисадник начальника штаба, вместе с землёй начальника штаба - вообще редкий подарок. Каждому отцу приятно такое получить.
Кокин больше не вернулся. Наверное, полюбил проводницу в поезде. Оля его и не ждала. Тоже где-то пропадала. А когда пришла - эгрегор над ней сдулся. Её место в снах захватили шалавы из телевизора. Всё-таки, нельзя богиням дарить земные цветы. Богини теряют лёгкость и не могут взлететь. Ах, если бы Оля тогда их вышвырнула!
Я снова ходил по Калининграду, изучал призрачную архитектуру. Выжившие немецкие дома всё ещё торчат, как невыбитые зубы. Снесённые проступают в воздухе, качаясь на ветру. Советские постройки между ними кажутся частным случаем пустыря. Будто мусор произвольно принял форму куба. В архитектурном этом вавилоне люди матерятся по-русски, но Канта считают своим. Многие его видели, летящим в пижаме над Королевской горой. В Калининградской области, кроме эгрегора дочери полковника, полно всяких других эманаций. И все удивительно прилипчивы.