Деревенька-8, где Куркуль впадает в детство, а на арене появляются Гнус и Иваси.
Первые семь частей:
Деревенька
Деревенька-2
Деревенька-3
Деревенька-4
Деревенька-5
Деревенька-6
Деревенька-7
Деревенька как деревенька. Живет себе помаленьку. Кроме Гошки с Генкой. Эти двое помаленьку не умеют. Им все сразу надо.
Гошке вот бабушка много раз говорила, что есть овсяное печенье с молоком, читать Верна вместе с Купером, делать уроки, болтать ногой под столом и смотреть телевизор одновременно может только Юлий Цезарь. Гошка прекрасно понимал, что во времена Цезаря не было Купера, Верна и телевизора, но болтать ногой под столом, все-таки, на время переставал. Особенно, когда бегал.
Генкина бабушка про древнеримскую многозадачность тоже слышала, но из-за привычки к простоте суждений видела причину своего беспокойства в шиле, торчащем из известного Генкиного места.
Бабушки, бабушками, а дел у Генки с Гошкой действительно накопилось до чертиков.
- Ракетомобиль со мной запустить, это раз, - загибал Генка пальцы, сидя с Гошкой на лавочке у своего дома, - найти замок, который ключом открывается – два, узнать куда вода из маленького пруда пропадает - три, дом на дереве доделать - четыре.
- С Куркулем поговорить - пять, - продолжил Гошка, - вон он к нам идет.
- Может смоемся? - Генка не был настроен на разговор с бывшим лесничим, прозванным в деревеньке куркулем за крепкое хозяйство и зажиточность, - вредный дед, опять чего-нибудь делать заставит. «Труд, - говорит, - из обезьяны человека сделал», - передразнил Генка Куркуля, - а сам вон какой недоделанный ходит. Руки, - как лапы у гориллы и на лицо похож.
- Теперь уж не смоешься, раз заметил, - тихо сказал Гошка и громко поздоровался, - здравствуйте, Василий Федорович, не нас ищете?
- Чего вас искать засранцев, - проворчал старик, присаживаясь на лавочку, - куда ни ткнись, там вы безобразите.
- Это не мы, - Генка сразу ушел в отказ, как самую продуктивную методу глухой обороны.
- Не вы? Ага. Не вы. Не вы, значит, полдеревни дерьмом окатили месяц назад?
- Не мы!
- Не вы. Ну не вы, так не вы. И аппарат в кустах за деревней не ваш стоит. Я тогда этот бак под брагу приспособлю.
- Не, не надо его под брагу. На нем Генка еще не ездил. - Гошка решил, что правда в данном случае может помочь делу, - Василь Федорыч, это наш ракетомобиль. Я уже ездил, а Генка нет. Пусть Генка проедет.
- Может и не надо, - неожиданно легко согласился Куркуль, - если расскажете, как работает и зачем народ навозом поливали.
- Мы нарочно не поливали, Дядь Вась! Он на навозе работает. Гошка придумал. - Генка пихнул приятеля локтем, обрадовавшись, что ракетомобиль не отберут, и решил ковать железо пока горячо - он объяснит. Дядь Вась, а вы не знаете, куда из маленького пруда вода пропадает?
- Куда нужно, туда и пропадает, может знаю, а может и нет, - пробурчал Куркуль, - посмотрим на ваше поведение.
Все трое склонились над пыльной тропинкой, где Гошка прутиком вырисовывал схему навозного ракетомобиля. В пыли появился рисунок цилиндрического бака со сферическими днищами, установленного на трехколесную тележку. Стрелочкой Гошка показал, как в верхний люк загружается навозная жижа и дрожжи. Как они нашли этот бак, забытый в лесу военными, рубившими просеку, как ждать двое суток и откручивать заглушку с выходной трубы, рассказывал Генка.
- Понятно, - Куркуль разогнулся и смахнул сапогом Гошкин «пыльный» чертеж, - значит дрожжи так куском и бросали, химики?
- Куском, - подтвердил Генка, - мы и в уборную в прошлом году тоже...
- Куском хотели, но не бросили, - закончил он получив от Гошки незаметную оплеуху.
- Куском - неправильно, - Куркуль сделал вид что не заметил Генкиной промашки, - дрожжи надо в теплой воде развести и потом хорошо перемешать с навозом. Тогда бродить крепче будет.
Через два дня, притащенный из леса, ракетомобиль был заправлен и спрятан в густых кустах рядом с маленьким прудом. Кусты эти и пруд когда-то были частью барского парка. В парке кусты выполняли функцию лабиринта, устроенного на английский манер, а пруд так и был прудом.
На этот раз дрожжи были разведены правильно, а руководство предприятием взял на себя бывший лесничий. Второй запуск ракетомобиля был назначен на послезавтрашнюю ночь, когда по авторитетному мнению Куркуля, давление в баке будет максимальным. А завтрашней ночью старик обещал объяснить и даже показать куда уходит вода из пруда. Работала троица ночью, справедливо полагая, что их мероприятие не вызовет восторга у жителей деревеньки.
Но их засекли. Деревенский пастушок Юрка, называемый в деревне не иначе как Гнусом, поздно вечером заметил, как Куркуль, Гошка и Генка закатили в кусты в кусты большущий бак на колесах и бегают к нему с ведрами.
Прозвища в российской деревне просто так не дают. Прозвище дают за дело и свойства натуры. И прилипают эти прозвища к человеку похлеще, чем имена у северо-американских индейцев. С одной только разницей. Если индейца в Америке назовут Соколиным глазом, или Быстроногим оленем, это значит только одно, - он далеко видит и быстро бегает, а вот если подобные прозвища получит мужик в нашей деревне, это может означать все что угодно, вплоть до полной близорукости и хромоты на обе ноги. Но прозвище Гнус деревенскому пастуху соответствовало полностью. Отроду ему было семнадцать лет, семь классов образования в интернате для детей с задержками в развитии, не сильно искалечили эту цельную натуру. Он и в интернат-то попал по ошибке. Какие уж тут задержки в развитии, если уже в семь лет Гнус пил самогона больше, чем взрослый мужик, а послать мог любого в места столь отдаленные, что там иной учитель географии заблудится. Но главное, что вороват он был до чрезвычайности. За что и били постоянно. Гнус, в общем. Такого в деревеньке никто не любил. Мать его, Верка только. И то исключительно по пьяной лавочке.
Верка уж лет десять в деревеньке почтальоном. Пенсию разносит раз в месяц, две газеты, журнал Коммунист и Технику молодежи. Технику молодежи Куркуль выписывал, а Две газеты с журналом - председатель сельсовета по обязанности. Как не запить с такой работы? Верка и пила. Тайно. Т. е., это она думала, что тайно, но на самом деле все ж видят, что рожа опухшая, глаза красные, а запах такой, что ни приведи господи. Но Верка всем говорила, что селедки поела надысь. Вот и опухла, и глаза покраснели. Все, головой кивали: селедки, конечно, селедки. Как тут не опухнуть. Но прозвище «Иваси» к Верке прилипло намертво.
Такой вот Гнус ребят с Куркулем и заметил. Он ночью тоже не просто так шлялся. Он мешок с комбикормом с фермы тащил. Днем припрятал, а ночью тащил, чтоб никто не видел. А тут в кустах шуршит кто-то. И Куркуль с ребятами бак большущий катят. Гнус, как бак увидел у него только одна мысль появилась. Брага. Брагу Василь Федорыч поставить решил. Много. В кустах, чтоб участковый не засек. А раз много браги, то никто и не заметит, если ведро - другое позаимствовать. Дома дойдет потом.
Следующей ночью Гошка, Генка и Куркуль договорились у пруда встретится. Чтоб посмотреть куда вода из пруда уходит. И встретились. Гошка с Генкой с электрическими фонарями пришли, а Куркуль принес «летучую мышь», сказал, все надежнее чем ваше баловство на батарейках. И две лопаты еще принес.
Гнус тоже не с пустыми руками пришел. С тележкой. На тележке фляга пятидесятилитровая и два ведра эмалированных с крышками. Как за водой к колодцу ездил, так и пришел. Черпак только на длинной ручке взял, чтоб брагу из бака отчерпывать. Рядом в бурьяне спрятался и ждет пока Гошка с Генкой и Куркулем уйдут. Они, правда, не торопятся, но вор собаку переждет - не то что хозяина.
Гошка с Генкой на дно пруда спустились. Куркуль тоже. Воды-то нет, пропала вода с неделю как. Сухое дно. Ил сухой зеленой ряской присыпан. Ребята светят, а старик шаги от известной ему приметы шаги отсчитал, лопатой землю тыкнул, прислушиваясь: тут, говорит, копать надо.
Генка опять про клад подумал, а Гошка просто поверил. Раз надо копать - так надо. Копают метр на метр, как Куркуль сказал. Гнус ждет неподалеку. Сначала ил был. Сантиметров пять. Потом песка сантиметров десять. За песком галька пошла речная, хотя до ближайшей реки дальше чем до города. За галькой булыжники покрупнее, под ними совсем крупные валуны. Такие, что Гошке с Генкой вдвоем из ямы вытаскивать пришлось.
А под валунами решетка. Под решеткой дырка и темно.
- Ура! Клад! - заорал Генка, как через два года заорет кот Матроскин в мультике, - Клад!
- Не клад, а водопровод, - осадил его Куркуль, - барин наш, земля ему пухом, большим выдумщиком был. Вроде вас вот. Любил всякие штуки изобретать. Вот и построил. Этот маленький пруд водой наполняется из трех больших, что в середине деревни на месте старого ручья устроены. Оттуда труба идет. Возле большого пруда в репьях и крапиве колодец, в колодце задвижка. Задвижку откроешь, - маленький пруд водой наполняется.
- А потом вода куда девается? - Генка все еще надеялся на клад.
- А почему трубы до сих пор не сгнили и мусором не забились? - рассеянно спросил Гошка.
- Дальше вода ко мне на огород идет, там когда-то фонтан был, когда огорода не было - Куркуль присел на край ямы, - в жару удобно огород поливать. Кран открыл и готово дело. Почему труба не сгнила, не знаю. Их последний раз в двенадцатом году ремонтировали, как мне отец говорил. А не забились, потому что я их промываю. Вот тут раскапываю, задвижку открываю, струя метров на пять вверх бьет и весь мусор выносит. Пойдем покажу где колодец с задвижкой.
Куркуль встал, троица собрала фонари и лопаты, выбралась на дорогу и отправилась смотреть колодец. Только этого и было надо Гнусу.
Он выбрался из своего укрытия, ужом скользнул к кустам, зажег карманный фонарик и полез внутрь, раздвигая ветки. Гнус нашел бак, нашел узкую, проторенную нашей троицей, тропинку, вернулся за тележкой и подтащил ее к баку.
Приготовив флягу, ведра и черпак он попробовал открутить гайку, держащую коромысло верхнего люка. Гайка не поддалась. Юрка обернул гайку полой пиджака и надавил. Гайка не поддалась.
- Закрутили, как, сволочи, - подумал Гнус и посветил фонариком вокруг в поисках подходящего инструмента, - сейчас бы камнем гайку сшибить. Он наклонился и поднял подходящий булыжник.
Как бы не услышал кто. Он опять обернул гайку пиджаком, легонько пристукнул камушком. Вроде тихо. Гнус наклонился над люком и стукнул посильней. Не поддается. Он размахнулся и врезал по гайке изо всех сил.
Откидной болт не выдержал и сломался. Давление бродящей навозной жижи откинуло крышку люка. Вырвавшаяся на свободу струя, полным сечением люка ударила Гнуса в вороватую физиономию, откинув его от бака и забив рот до отказа. Гнус упал и закрыл голову руками. Совершенно напрасно: навоз, повисев какую-то секунду в воздухе, рухнул на лежащую в пыли фигурку, накрыв ее целиком.
Отлежав со страха минут пять, Гнус поднялся, выплюнул все что смог изо рта и протер щиплющие глаза. Фонарик погас. Нужно было уносить ноги и Юрка ломанулся из кустов к пруду в надежде найти воду и смыть грязь.
В это время на мостике большого пруда в середине деревни. Юркина мать, Верка по прозвищу Иваси, стоя на коленях, полоскала белье. Верка была изрядно пьяна, голова у нее кружилась, было трудно и Иваси решила освежиться самогоном из припасенной поллитровки. Хорошенько глотнув, она спрятала бутылку в карман, взяла из таза, очередную простынь и наклонилась к воде. Вода ушла.
Не поверив своим глазам, Верка наклонилась еще ниже, потеряла равновесие и бултыхнулась с мостика в пруд перевернув таз с выполосканным бельем. Возле мостика было неглубоко, Верка быстро встала на ноги, но пока собирала расплывающееся белье вымокла и выпачкалась до нитки.
- Вот так, - сказал Куркуль перекрывая задвижку в колодце, - за пять минут в большом пруду воды стало на полметра меньше, а в маленьком на она поднялась на два метра. Заодно и труба промылась. Сейчас выпустим воду ко мне на огород, а завтра, как подсохнет, засыпем, как было.
Чуть раньше к яме на дне маленького пруда подошел выпачканный в навозе Гнус. Он всего лишь искал воду чтоб умыться и его привлек булькающий звук. Он заглянул в яму.
Толстый столб воды смыл Гнуса и поднялся, как и говорил Куркуль, метров на пять. Небольшой прудик стал быстро наполняться водой. Перепуганный Гнус, забыл про свое желание найти воду и умыться, встал на четвереньки и рванул из пруда со скоростью дикой, безымянной лошади, впервые напуганной Пржевальским.
Испытанный дважды ужас не прошел даром для бедного пастушка: он ясно понял, что утром его будут бить. Будут бить за сломанный бак и пролитую брагу. Пусть она из навоза, а все равно будут бить и, может быть, даже сильнее чем за настоящую. А еще он понял, что лучшая атака - это нападение и тут же решил нажаловаться матери на Куркуля и компанию.
Юрка нашел в кустах свою тележку с ведрами и флягой и отправился жаловаться. Он шел, испачканный в навозе с ног до головы, но с чисто отмытой физиономией и мыслями. Навстречу ему по деревне шла мокрая и чертовски злая Верка с тазом полным грязного белья. Они встретились. Из сбивчивого рассказа сына Верка поняла, что во всем виноват Куркуль, подменивший брагу навозом. А еще поняла, что не обошлось без Гошки с Генкой, устроивших в маленьком пруду потоп с фонтаном. Услышанное наложилось на свежие воспоминания о пропавшей из пруда воде, купании и вновь испачканном белье. Веркино негодование достигло апогея. Покушение на семью было налицо. Налицо была даже обструкция, если б Верка знала это слово.
Злость требовала выхода, а преступление - наказания. Немедленного. Верка прихватила унавоженного сына за шиворот, другой рукой взяла таз с грязным бельем и отправилась к председателю сельсовета. Жаловаться. Несмотря на ночь.
Нормальные люди в деревне ложатся рано, по ночам шастают редко. Председатель сельсовета, Лидия Тимофеевна, как совершенно нормальный человек спала и была разбужена громким стуком. В окно она разглядела Верку с Гнусом, поняла, что случилось страшное, а, может быть, и вовсе непоправимое, накинула шаль и вышла на крыльцо. Ее опасения насчет непоправимого похоже подтвердились. На крыльце в ярком лунном свете стояли Иваси с сыном и пахли свежим навозом. С них предательски капало.
- Знаешь, что, Тимофевна, - сходу затараторила Верка, - ты их урезонь пока я в милицию заявления не написала за преследования. Смотри: сына моего в навозе вывозили и чуть не утопили. Ты им скажи, чтоб перестали и пусть Юрке пиджак новый купят. А еще они воду из пруда украли и я белье полоскать не могу. Пусть вернут воду.
Лидия Тимофеевна кроме управления сельсоветом заведовала фермой, женщиной была умной и уравновешенной. Если Веркино заявление насчет утопленного в навозе Гнуса у нее подозрений никаких не вызвало, то слова об украденной из пруда воды явно указывали на легкую Веркину неадекватность, а, проще говоря, на состояние сильного опьянения.
- Ты опять самогону нажралась, Вер? - вежливо поинтересовалась Тимофевна, - кто ж воду из пруда украсть может?
- Я не самогону нажралась, а селедки с вечера поела, - привычно отмазалась Верка, - а воду из пруда Куркуль с городскими украл, так и знай.
Представив старого лесничего вместе с Гошкой и Генкой, ворующего из пруда воду ведрами и даже кружками, Тимофевна повеселела и почти полностью уверилась, что Верка допилась до белой горячки.
- А Юрку кто топил? - Спросила председатель сельсовета, оглядывая крыльцо в поисках тяжелого предмета, чтоб огреть Верку в случае чего.
- И Юрку они топили, - Верка злилась, что ее не понимают, - Он к Куркулю за брагой пошел, брага говном оказалась, он испачкался и чуть не утонул, когда мыться ходил потому что из земли вода ударила.
Самогон, брагу и настойки старого лесничего Василь Федоровича по прозвищу Куркуль знали не только в этой деревеньке, но и в соседних. В случае свадьбы, или другого торжества народ шел на поклон к Куркулю вместе с сахаром и дрожжами. И если Куркуль брался за дело результат оказывался превосходным, а похмелье мимолетным.
- У Куркуля брага говно? - ласково поинтересовалась Тимофевна, теперь полностью уверенная, что Верка съехала с глузда, - а из земли вода твоего Юрку ударила? Понятно, Вер. Ты домой иди, а я прям с утра с ними разберусь. Мы их с тобой, Вер, в тюрьму посадим за кражу воды. Ты иди. А я пойду милицию вызову.
- Точно, Тимофевна, - немного успокоилась Верка, - в тюрьму их, сволочей. Я пойду себя в порядок приведу, а ты милицию вызывай.
Они распрощались. Верка пошла приводить в порядок себя и Гнуса, а Лидия Тимофеевна сняла трубку единственного в деревеньке телефона и позвонила совсем не в милицию. Белая горячка в деревеньке была случаем совсем нередким и куда звонить в таких случаях председатель сельсовета знала.
- Дядь Вась, - обратился Генка к Куркулю, глядя, как, в свете фонариков, все борозды и канавки его огорода наполняются водой из бывшего барского фонтана, - а ты не знаешь, у кого в деревне большой старинный замок может быть? С кованным ключом?
- Это с тем ключом, что вы на дереве нашли? - хитро сощурился старик.
- С тем. - удивился Гошка, - а вы откуда знаете, что мы ж ключ нашли? Мы ж никому не говорили...
- Говорили, не говорили, а про этот ключ вся деревня знает, - улыбнулся Куркуль, - потом расскажу как-нибудь. Вот ракету вашу запустим, пруд в порядок приведем и расскажу. Нельзя ж всем сразу заниматься, - мы ж не Цезари. Всему своя очередь.
Деревенька
Деревенька-2
Деревенька-3
Деревенька-4
Деревенька-5
Деревенька-6
Деревенька-7
Деревенька как деревенька. Живет себе помаленьку. Кроме Гошки с Генкой. Эти двое помаленьку не умеют. Им все сразу надо.
Гошке вот бабушка много раз говорила, что есть овсяное печенье с молоком, читать Верна вместе с Купером, делать уроки, болтать ногой под столом и смотреть телевизор одновременно может только Юлий Цезарь. Гошка прекрасно понимал, что во времена Цезаря не было Купера, Верна и телевизора, но болтать ногой под столом, все-таки, на время переставал. Особенно, когда бегал.
Генкина бабушка про древнеримскую многозадачность тоже слышала, но из-за привычки к простоте суждений видела причину своего беспокойства в шиле, торчащем из известного Генкиного места.
Бабушки, бабушками, а дел у Генки с Гошкой действительно накопилось до чертиков.
- Ракетомобиль со мной запустить, это раз, - загибал Генка пальцы, сидя с Гошкой на лавочке у своего дома, - найти замок, который ключом открывается – два, узнать куда вода из маленького пруда пропадает - три, дом на дереве доделать - четыре.
- С Куркулем поговорить - пять, - продолжил Гошка, - вон он к нам идет.
- Может смоемся? - Генка не был настроен на разговор с бывшим лесничим, прозванным в деревеньке куркулем за крепкое хозяйство и зажиточность, - вредный дед, опять чего-нибудь делать заставит. «Труд, - говорит, - из обезьяны человека сделал», - передразнил Генка Куркуля, - а сам вон какой недоделанный ходит. Руки, - как лапы у гориллы и на лицо похож.
- Теперь уж не смоешься, раз заметил, - тихо сказал Гошка и громко поздоровался, - здравствуйте, Василий Федорович, не нас ищете?
- Чего вас искать засранцев, - проворчал старик, присаживаясь на лавочку, - куда ни ткнись, там вы безобразите.
- Это не мы, - Генка сразу ушел в отказ, как самую продуктивную методу глухой обороны.
- Не вы? Ага. Не вы. Не вы, значит, полдеревни дерьмом окатили месяц назад?
- Не мы!
- Не вы. Ну не вы, так не вы. И аппарат в кустах за деревней не ваш стоит. Я тогда этот бак под брагу приспособлю.
- Не, не надо его под брагу. На нем Генка еще не ездил. - Гошка решил, что правда в данном случае может помочь делу, - Василь Федорыч, это наш ракетомобиль. Я уже ездил, а Генка нет. Пусть Генка проедет.
- Может и не надо, - неожиданно легко согласился Куркуль, - если расскажете, как работает и зачем народ навозом поливали.
- Мы нарочно не поливали, Дядь Вась! Он на навозе работает. Гошка придумал. - Генка пихнул приятеля локтем, обрадовавшись, что ракетомобиль не отберут, и решил ковать железо пока горячо - он объяснит. Дядь Вась, а вы не знаете, куда из маленького пруда вода пропадает?
- Куда нужно, туда и пропадает, может знаю, а может и нет, - пробурчал Куркуль, - посмотрим на ваше поведение.
Все трое склонились над пыльной тропинкой, где Гошка прутиком вырисовывал схему навозного ракетомобиля. В пыли появился рисунок цилиндрического бака со сферическими днищами, установленного на трехколесную тележку. Стрелочкой Гошка показал, как в верхний люк загружается навозная жижа и дрожжи. Как они нашли этот бак, забытый в лесу военными, рубившими просеку, как ждать двое суток и откручивать заглушку с выходной трубы, рассказывал Генка.
- Понятно, - Куркуль разогнулся и смахнул сапогом Гошкин «пыльный» чертеж, - значит дрожжи так куском и бросали, химики?
- Куском, - подтвердил Генка, - мы и в уборную в прошлом году тоже...
- Куском хотели, но не бросили, - закончил он получив от Гошки незаметную оплеуху.
- Куском - неправильно, - Куркуль сделал вид что не заметил Генкиной промашки, - дрожжи надо в теплой воде развести и потом хорошо перемешать с навозом. Тогда бродить крепче будет.
Через два дня, притащенный из леса, ракетомобиль был заправлен и спрятан в густых кустах рядом с маленьким прудом. Кусты эти и пруд когда-то были частью барского парка. В парке кусты выполняли функцию лабиринта, устроенного на английский манер, а пруд так и был прудом.
На этот раз дрожжи были разведены правильно, а руководство предприятием взял на себя бывший лесничий. Второй запуск ракетомобиля был назначен на послезавтрашнюю ночь, когда по авторитетному мнению Куркуля, давление в баке будет максимальным. А завтрашней ночью старик обещал объяснить и даже показать куда уходит вода из пруда. Работала троица ночью, справедливо полагая, что их мероприятие не вызовет восторга у жителей деревеньки.
Но их засекли. Деревенский пастушок Юрка, называемый в деревне не иначе как Гнусом, поздно вечером заметил, как Куркуль, Гошка и Генка закатили в кусты в кусты большущий бак на колесах и бегают к нему с ведрами.
Прозвища в российской деревне просто так не дают. Прозвище дают за дело и свойства натуры. И прилипают эти прозвища к человеку похлеще, чем имена у северо-американских индейцев. С одной только разницей. Если индейца в Америке назовут Соколиным глазом, или Быстроногим оленем, это значит только одно, - он далеко видит и быстро бегает, а вот если подобные прозвища получит мужик в нашей деревне, это может означать все что угодно, вплоть до полной близорукости и хромоты на обе ноги. Но прозвище Гнус деревенскому пастуху соответствовало полностью. Отроду ему было семнадцать лет, семь классов образования в интернате для детей с задержками в развитии, не сильно искалечили эту цельную натуру. Он и в интернат-то попал по ошибке. Какие уж тут задержки в развитии, если уже в семь лет Гнус пил самогона больше, чем взрослый мужик, а послать мог любого в места столь отдаленные, что там иной учитель географии заблудится. Но главное, что вороват он был до чрезвычайности. За что и били постоянно. Гнус, в общем. Такого в деревеньке никто не любил. Мать его, Верка только. И то исключительно по пьяной лавочке.
Верка уж лет десять в деревеньке почтальоном. Пенсию разносит раз в месяц, две газеты, журнал Коммунист и Технику молодежи. Технику молодежи Куркуль выписывал, а Две газеты с журналом - председатель сельсовета по обязанности. Как не запить с такой работы? Верка и пила. Тайно. Т. е., это она думала, что тайно, но на самом деле все ж видят, что рожа опухшая, глаза красные, а запах такой, что ни приведи господи. Но Верка всем говорила, что селедки поела надысь. Вот и опухла, и глаза покраснели. Все, головой кивали: селедки, конечно, селедки. Как тут не опухнуть. Но прозвище «Иваси» к Верке прилипло намертво.
Такой вот Гнус ребят с Куркулем и заметил. Он ночью тоже не просто так шлялся. Он мешок с комбикормом с фермы тащил. Днем припрятал, а ночью тащил, чтоб никто не видел. А тут в кустах шуршит кто-то. И Куркуль с ребятами бак большущий катят. Гнус, как бак увидел у него только одна мысль появилась. Брага. Брагу Василь Федорыч поставить решил. Много. В кустах, чтоб участковый не засек. А раз много браги, то никто и не заметит, если ведро - другое позаимствовать. Дома дойдет потом.
Следующей ночью Гошка, Генка и Куркуль договорились у пруда встретится. Чтоб посмотреть куда вода из пруда уходит. И встретились. Гошка с Генкой с электрическими фонарями пришли, а Куркуль принес «летучую мышь», сказал, все надежнее чем ваше баловство на батарейках. И две лопаты еще принес.
Гнус тоже не с пустыми руками пришел. С тележкой. На тележке фляга пятидесятилитровая и два ведра эмалированных с крышками. Как за водой к колодцу ездил, так и пришел. Черпак только на длинной ручке взял, чтоб брагу из бака отчерпывать. Рядом в бурьяне спрятался и ждет пока Гошка с Генкой и Куркулем уйдут. Они, правда, не торопятся, но вор собаку переждет - не то что хозяина.
Гошка с Генкой на дно пруда спустились. Куркуль тоже. Воды-то нет, пропала вода с неделю как. Сухое дно. Ил сухой зеленой ряской присыпан. Ребята светят, а старик шаги от известной ему приметы шаги отсчитал, лопатой землю тыкнул, прислушиваясь: тут, говорит, копать надо.
Генка опять про клад подумал, а Гошка просто поверил. Раз надо копать - так надо. Копают метр на метр, как Куркуль сказал. Гнус ждет неподалеку. Сначала ил был. Сантиметров пять. Потом песка сантиметров десять. За песком галька пошла речная, хотя до ближайшей реки дальше чем до города. За галькой булыжники покрупнее, под ними совсем крупные валуны. Такие, что Гошке с Генкой вдвоем из ямы вытаскивать пришлось.
А под валунами решетка. Под решеткой дырка и темно.
- Ура! Клад! - заорал Генка, как через два года заорет кот Матроскин в мультике, - Клад!
- Не клад, а водопровод, - осадил его Куркуль, - барин наш, земля ему пухом, большим выдумщиком был. Вроде вас вот. Любил всякие штуки изобретать. Вот и построил. Этот маленький пруд водой наполняется из трех больших, что в середине деревни на месте старого ручья устроены. Оттуда труба идет. Возле большого пруда в репьях и крапиве колодец, в колодце задвижка. Задвижку откроешь, - маленький пруд водой наполняется.
- А потом вода куда девается? - Генка все еще надеялся на клад.
- А почему трубы до сих пор не сгнили и мусором не забились? - рассеянно спросил Гошка.
- Дальше вода ко мне на огород идет, там когда-то фонтан был, когда огорода не было - Куркуль присел на край ямы, - в жару удобно огород поливать. Кран открыл и готово дело. Почему труба не сгнила, не знаю. Их последний раз в двенадцатом году ремонтировали, как мне отец говорил. А не забились, потому что я их промываю. Вот тут раскапываю, задвижку открываю, струя метров на пять вверх бьет и весь мусор выносит. Пойдем покажу где колодец с задвижкой.
Куркуль встал, троица собрала фонари и лопаты, выбралась на дорогу и отправилась смотреть колодец. Только этого и было надо Гнусу.
Он выбрался из своего укрытия, ужом скользнул к кустам, зажег карманный фонарик и полез внутрь, раздвигая ветки. Гнус нашел бак, нашел узкую, проторенную нашей троицей, тропинку, вернулся за тележкой и подтащил ее к баку.
Приготовив флягу, ведра и черпак он попробовал открутить гайку, держащую коромысло верхнего люка. Гайка не поддалась. Юрка обернул гайку полой пиджака и надавил. Гайка не поддалась.
- Закрутили, как, сволочи, - подумал Гнус и посветил фонариком вокруг в поисках подходящего инструмента, - сейчас бы камнем гайку сшибить. Он наклонился и поднял подходящий булыжник.
Как бы не услышал кто. Он опять обернул гайку пиджаком, легонько пристукнул камушком. Вроде тихо. Гнус наклонился над люком и стукнул посильней. Не поддается. Он размахнулся и врезал по гайке изо всех сил.
Откидной болт не выдержал и сломался. Давление бродящей навозной жижи откинуло крышку люка. Вырвавшаяся на свободу струя, полным сечением люка ударила Гнуса в вороватую физиономию, откинув его от бака и забив рот до отказа. Гнус упал и закрыл голову руками. Совершенно напрасно: навоз, повисев какую-то секунду в воздухе, рухнул на лежащую в пыли фигурку, накрыв ее целиком.
Отлежав со страха минут пять, Гнус поднялся, выплюнул все что смог изо рта и протер щиплющие глаза. Фонарик погас. Нужно было уносить ноги и Юрка ломанулся из кустов к пруду в надежде найти воду и смыть грязь.
В это время на мостике большого пруда в середине деревни. Юркина мать, Верка по прозвищу Иваси, стоя на коленях, полоскала белье. Верка была изрядно пьяна, голова у нее кружилась, было трудно и Иваси решила освежиться самогоном из припасенной поллитровки. Хорошенько глотнув, она спрятала бутылку в карман, взяла из таза, очередную простынь и наклонилась к воде. Вода ушла.
Не поверив своим глазам, Верка наклонилась еще ниже, потеряла равновесие и бултыхнулась с мостика в пруд перевернув таз с выполосканным бельем. Возле мостика было неглубоко, Верка быстро встала на ноги, но пока собирала расплывающееся белье вымокла и выпачкалась до нитки.
- Вот так, - сказал Куркуль перекрывая задвижку в колодце, - за пять минут в большом пруду воды стало на полметра меньше, а в маленьком на она поднялась на два метра. Заодно и труба промылась. Сейчас выпустим воду ко мне на огород, а завтра, как подсохнет, засыпем, как было.
Чуть раньше к яме на дне маленького пруда подошел выпачканный в навозе Гнус. Он всего лишь искал воду чтоб умыться и его привлек булькающий звук. Он заглянул в яму.
Толстый столб воды смыл Гнуса и поднялся, как и говорил Куркуль, метров на пять. Небольшой прудик стал быстро наполняться водой. Перепуганный Гнус, забыл про свое желание найти воду и умыться, встал на четвереньки и рванул из пруда со скоростью дикой, безымянной лошади, впервые напуганной Пржевальским.
Испытанный дважды ужас не прошел даром для бедного пастушка: он ясно понял, что утром его будут бить. Будут бить за сломанный бак и пролитую брагу. Пусть она из навоза, а все равно будут бить и, может быть, даже сильнее чем за настоящую. А еще он понял, что лучшая атака - это нападение и тут же решил нажаловаться матери на Куркуля и компанию.
Юрка нашел в кустах свою тележку с ведрами и флягой и отправился жаловаться. Он шел, испачканный в навозе с ног до головы, но с чисто отмытой физиономией и мыслями. Навстречу ему по деревне шла мокрая и чертовски злая Верка с тазом полным грязного белья. Они встретились. Из сбивчивого рассказа сына Верка поняла, что во всем виноват Куркуль, подменивший брагу навозом. А еще поняла, что не обошлось без Гошки с Генкой, устроивших в маленьком пруду потоп с фонтаном. Услышанное наложилось на свежие воспоминания о пропавшей из пруда воде, купании и вновь испачканном белье. Веркино негодование достигло апогея. Покушение на семью было налицо. Налицо была даже обструкция, если б Верка знала это слово.
Злость требовала выхода, а преступление - наказания. Немедленного. Верка прихватила унавоженного сына за шиворот, другой рукой взяла таз с грязным бельем и отправилась к председателю сельсовета. Жаловаться. Несмотря на ночь.
Нормальные люди в деревне ложатся рано, по ночам шастают редко. Председатель сельсовета, Лидия Тимофеевна, как совершенно нормальный человек спала и была разбужена громким стуком. В окно она разглядела Верку с Гнусом, поняла, что случилось страшное, а, может быть, и вовсе непоправимое, накинула шаль и вышла на крыльцо. Ее опасения насчет непоправимого похоже подтвердились. На крыльце в ярком лунном свете стояли Иваси с сыном и пахли свежим навозом. С них предательски капало.
- Знаешь, что, Тимофевна, - сходу затараторила Верка, - ты их урезонь пока я в милицию заявления не написала за преследования. Смотри: сына моего в навозе вывозили и чуть не утопили. Ты им скажи, чтоб перестали и пусть Юрке пиджак новый купят. А еще они воду из пруда украли и я белье полоскать не могу. Пусть вернут воду.
Лидия Тимофеевна кроме управления сельсоветом заведовала фермой, женщиной была умной и уравновешенной. Если Веркино заявление насчет утопленного в навозе Гнуса у нее подозрений никаких не вызвало, то слова об украденной из пруда воды явно указывали на легкую Веркину неадекватность, а, проще говоря, на состояние сильного опьянения.
- Ты опять самогону нажралась, Вер? - вежливо поинтересовалась Тимофевна, - кто ж воду из пруда украсть может?
- Я не самогону нажралась, а селедки с вечера поела, - привычно отмазалась Верка, - а воду из пруда Куркуль с городскими украл, так и знай.
Представив старого лесничего вместе с Гошкой и Генкой, ворующего из пруда воду ведрами и даже кружками, Тимофевна повеселела и почти полностью уверилась, что Верка допилась до белой горячки.
- А Юрку кто топил? - Спросила председатель сельсовета, оглядывая крыльцо в поисках тяжелого предмета, чтоб огреть Верку в случае чего.
- И Юрку они топили, - Верка злилась, что ее не понимают, - Он к Куркулю за брагой пошел, брага говном оказалась, он испачкался и чуть не утонул, когда мыться ходил потому что из земли вода ударила.
Самогон, брагу и настойки старого лесничего Василь Федоровича по прозвищу Куркуль знали не только в этой деревеньке, но и в соседних. В случае свадьбы, или другого торжества народ шел на поклон к Куркулю вместе с сахаром и дрожжами. И если Куркуль брался за дело результат оказывался превосходным, а похмелье мимолетным.
- У Куркуля брага говно? - ласково поинтересовалась Тимофевна, теперь полностью уверенная, что Верка съехала с глузда, - а из земли вода твоего Юрку ударила? Понятно, Вер. Ты домой иди, а я прям с утра с ними разберусь. Мы их с тобой, Вер, в тюрьму посадим за кражу воды. Ты иди. А я пойду милицию вызову.
- Точно, Тимофевна, - немного успокоилась Верка, - в тюрьму их, сволочей. Я пойду себя в порядок приведу, а ты милицию вызывай.
Они распрощались. Верка пошла приводить в порядок себя и Гнуса, а Лидия Тимофеевна сняла трубку единственного в деревеньке телефона и позвонила совсем не в милицию. Белая горячка в деревеньке была случаем совсем нередким и куда звонить в таких случаях председатель сельсовета знала.
- Дядь Вась, - обратился Генка к Куркулю, глядя, как, в свете фонариков, все борозды и канавки его огорода наполняются водой из бывшего барского фонтана, - а ты не знаешь, у кого в деревне большой старинный замок может быть? С кованным ключом?
- Это с тем ключом, что вы на дереве нашли? - хитро сощурился старик.
- С тем. - удивился Гошка, - а вы откуда знаете, что мы ж ключ нашли? Мы ж никому не говорили...
- Говорили, не говорили, а про этот ключ вся деревня знает, - улыбнулся Куркуль, - потом расскажу как-нибудь. Вот ракету вашу запустим, пруд в порядок приведем и расскажу. Нельзя ж всем сразу заниматься, - мы ж не Цезари. Всему своя очередь.