Призрак участкового инспектора
Кому-то недавно, а кому-то очень давно: в самом начале шестидесятых прошлого века в уездном российском городе жил-был участковый инспектор Егор Иванович Васечкин. Уездных городов у нас множество, такими городами держалась и держаться будет Россия, похожи они друг на друга как родные братья, а если и отличаются чем один от другого, так это местом, которым за них Россия держится. Это я к тому, что название города никакого значения для сего рассказа не имеет и будет скрыто из конспиративных соображений.
Участковый Васечкин служил честно и вдумчиво и был из той, почти вымершей сегодня, породы милиционеров, о которых писали детективы мастера советской прозы и снимали кино мастера советского фильма. Анискина из Липатовского «Деревенского детектива» в исполнении артиста Жарова вполне могли писать с него, кабы не два обстоятельства: ростом Егор Иванович был мал, Жаровской стати никак не соответствовал и женат был не на всёпонимающей Татьяне Пельцер. На Аделаиде Сергеевне он был женат. А если теткой Аделаида была хорошей, то характер ей достался от всем известного агрегата Дружба-2: мощный и лесопильный. А пилить нашего участкового, с ее точки зрения, было за что.
Работа у него такая, что различия между днем и ночью не делает: ночь-полночь – иди жуликов ловить, пьяных успокаивать, пенсионеров оберегать, трудных подростков воспитывать и в детскую комнату милиции сдавать. Отчетность еще. Свободной минуты никогда не найдется, денег платят – шиш да маленько и по службе не продвигают.
Подвигов Васечкин отродясь не совершал, работал так, что не нужны были подвиги на его участке. Начальство это устраивало. На своем месте человек и забот никаких. Ни взысканий, ни наград, кроме почетной грамоты и юбилейных медалей. Не то что у некоторых. Да и проблем в городе почти не было. Спокойный городок, тихий и мирный. Ну подерутся немного, ну топором кого-нибудь ухайдакают, мешок комбикорма утащат. Не по злобе все, не по криминальным наклонностям, а от пьянства и бестолковщины просто.
Так все и был бы Егор Иванович пилим женой до скончания века, если бы не завелась у них в отделении вакансия начальника, а на старом городском кладбище – привидение.
Вакансия – дело обычное. Старое кладбище есть в каждом старом уездном городе, а старых кладбищ без завалящего привидения не бывает вовсе. Все как везде. Но в нашем городе привидение оказалось несколько преступного толка антиалкогольной направленности и обирало редкий пьяненький народ никого без всякого стеснения на православную часовню. Может и потому, что в часовне, давно уж был склад кладбищенской утвари и лопатного инвентаря.
Ночью на кладбище живому народу делать нечего. Ночью народу спать надо, или еще чем по кроватям дома заниматься. Но именно через этот погост лежала самая короткая дорога с механического завода в город. Задержавшись после смены и употребив в день зарплаты как положено. Редкий заводской путник мог донести жене зарплату, когда шел через кладбище. Так и приходили домой пьяные, помятые, измазанные глиной и безденежные. Валили на привидение. Шел, мол, ночью через кладбище, завыло, мелькнуло белым, стукнуло в голову. Очнулся, хвать по карманам, а денег-то и нету. И тишина.
В привидение жены пострадавших верили мало. Не было, дескать, год тому никаких призраков, а все равно не каждая зарплата до дома доносилась. Но в милицию обращались. Милиции у нас делать нечего, пусть она и разбирается: есть на свете преступные призраки, или просто муженек зарплату пропил. Милиции делать вроде и нечего, но своих забот тоже полон рот. Милиция по кладбищу сама немного походила, никого лишнего из живых не заметила и успокоилась. Никто на нее не нападает, пистолеты и те целы остались про деньги уж можно и не спрашивать.
Поговорили малость в городе, посудачили и перестали внимание обращать на привидение. Ну воет, ну грабит, ну на кладбище, ну так и не ходи туда пьяным ночью. И всë. То есть все. Все, но не совсем. Все кроме Аделаиды Сергеевны, которой пришла в голову замечательная мысль, что если это привидение какой-нибудь милиционер изловит, то изловившему сразу повышение выйдет и медаль еще. А премию-то наверняка дадут. Мысль Аделаиде Сергеевне понравилась, особенно премия. И начала она Егор Иваныча пилить смертным пилом без всякого разведения зубьев.
Участковый хотя подвигов не совершал, но мужиком был геройским. Целый день продержался и ночь простоял. Из-за этого ночного стояния и сдался собственно. Чего ж, собственно, - думает участковый, - мне и не поймать этого ирода на кладбище и не стать начальником, если меня так и так женской ласки на ночь лишили? Тем более, что из конкурентов у меня в начальники только майор Ванечкин, а он покойников как огня боится, на кладбище не пойдет, а других правонарушений в городе к счастью нету пока.
Для поимки привидения была избрана технология «на живца» и ночь с пятницы на субботу. Потому что в пятницу на заводе получка и поддавшие в честь такого праздника живцы должны редким косяком пойти сквозь кладбище по одному.
Егор Иванович, как уже известно человеком был храбрым, но мелким. Несмотря на свое боевое самбо, пистолет с большим привидением мог и не справится. Он решил вышибить клин клином, - напугать привидение другим привидением до потери сознания, тут же повязать, заковать в наручники и транспортировать в отделение. Для чего и был взят следующий набор: стремянка – одна штука, фонарик карманный, трофейный – одна штука, простыни – четыре штуки, наручники – одна штука и пистолет. Из четырех простыней Аделаидой Сергеевной был сшит привиденческий балахон длиной в три раза больше чем рост Егора Ивановича. В балахоне супруги провертели две дырочки для глаз и одну для фонарика. Немецкий фонарик был хитрый, мог работать как светофор и светить разными цветами.
Смеркалось, как написал бы автор детектива, а Егор Иванович Васечкин вышел из дома, повесив на плечо стремянку и направился на кладбище. Идти было совсем не далеко, людей по дороге ему не попалось вообще, поэтому задавать дурацкие вопросы, типа зачем милиционеру стремянка на кладбище было некому.
На кладбище участковый выбрал место на центральной аллее, подальше от фонаря поставил стремянку между деревьев сбоку от дорожки, одел на себя сшитые простыни и, придерживая полы балахона, взгромоздился на верхнюю ступеньку. Опустившись балахон закрыл стремянку и в кладбищенских сумерках на аллее возникла гигантская фигура в белом саване. Участковый проверил работоспособность фонарика, отчего саван на мгновение засиял бледным, зеленым светом, привычным движением дослал патрон в патронник, поставил пистолет на предохранитель и стал ждать.
Ждал он долго. Уже тяжкая дрема охватывала его, когда в дальнем конце аллеи раздались шаркающие шаги. Долго участковый всматривался в сумрак погоста, но наконец из ночной дымки вылепилась темная, похожая на человека в плащ-палатке. Тяжел был шаг призрака. Кованные сапоги шаркали по брусчатке дорожки высекая искры. На голове фигура матово блестела немецкая каска с небольшими рожками. В руках фигура тащила еще одну каску.
- Как Ленин в нашем парке, у того тоже по началу две кепки было, одна в руке, одна на голове, - ни к селу, ни к городу подумал участковый, и вдруг холодный озноб пробежался по его спине, пробрал до костей и спустился ниже: он вспомнил, что в самом дальнем углу кладбища сразу после войны закапывали немецких военнопленных без всякого обряда и упокоения.
У участкового заныло под ложечкой, а темная фигура тем временем приближалась, высекая искры подковками и позвякивая цепями, коими в изобилии была увешана поверх плащ-палатки.
Наконец призрак немецкого солдата поравнялся с Егором Ивановичем. Надо было что-то делать, участковый вспомнил лицо провожающей его Аделаиды Сергеевны, набрался храбрости, включил зеленый фонарик и заорал почему-то по-немецки:
- Хальт! Хенде хох! Сука.
На появление из ниоткуда святящегося великана в бледно-зеленом саване, требующего остановиться, призрак немца отреагировал неожиданно. Он неловко отскочил в сторону немного, повернулся к участковому, выронил из рук каску и крутя обоими руками кукиши хрипло крикнул:
- Хрен тебе, а не аусвайс, падла фашистская!
Такого оскорбительного обращения участковый стерпеть не мог, он попытался выхватить пистолет и рванулся вперед, позабыв на секунду о шатком своем положении. Стремянка покачнулась и рухнула вместе участковым прям в объятья немецкого призрака. Моментально спутавшись в большой клубок из стремянки, немца, участкового, плащ-палатки и белого балахона, они покатились по земле.
- Отдай голову, сволочь, - на чистом русском кричал немец, имея в виду свою каску, которой участковый пытался лупить его по голове, - отдай голову!
- Аусвайс! – отдуваясь требовал Егор Иванович, которого немного заклинило на документах после падения со стремянки, и продолжал дубасить фальшивого немца каской, - аусвайс! Ваши документы! Вы арестованы!
- Васечкин? - Услышав про арест, немецкий призрак прекратил сопротивление и удивленно спросил, - ты чего тут делаешь ночью?
- Ванечкин, ты? – участковый удивился не меньше призрака, - а ты чего тут делаешь, ты ж покойников боишься?
Мужики поднялись. Призрак снял плащ палатку вместе с нашитыми на ней цепями, оказался майором Ванечкиным и помог участковому освободится от простыней. Милиционеры нашли фонарик и закурили.
- Даааа, - протянул участковый.
- Ну, - коротко ответил майор.
- Засмеют, - продолжил Егор Иваныч
- Если узнают, - затянулся папиросой майор.
- Тогда никому, - подвел черту участковый, - даже женам. Слово.
- Слово. Женам в первую очередь, - согласился Ванечкин.
Слово мужики держали крепко и долго. Особенно трудно им пришлось на следующий день, когда в отделение милиции с повинной в ночных грабежах на кладбище пришел бледный до синевы гастрольный вор. Вор был страшно испуган и рассказывал как ночью на за ним гнался призрак немецкого солдата и догнал бы, если бы его вторую голову не отнял большой зеленый великан в саване. Грабителю, конечно, никто не поверил, хотя проведенная психиатрическая экспертиза показала его полную вменяемость.
Надо сказать, что обоим соискателям повышения не повезло. На свободную должность назначили приезжего подполковника. Несмотря на это Васечкин и Ванечкин благополучно дослужили в этом отделении до почетной пенсии, до сей поры живут в том же городе, занимаются огородами и изредка консультируют милицейскую молодежь. Сил им пока хватает. А кто из них проболтался уже и не важно.
Участковый Васечкин служил честно и вдумчиво и был из той, почти вымершей сегодня, породы милиционеров, о которых писали детективы мастера советской прозы и снимали кино мастера советского фильма. Анискина из Липатовского «Деревенского детектива» в исполнении артиста Жарова вполне могли писать с него, кабы не два обстоятельства: ростом Егор Иванович был мал, Жаровской стати никак не соответствовал и женат был не на всёпонимающей Татьяне Пельцер. На Аделаиде Сергеевне он был женат. А если теткой Аделаида была хорошей, то характер ей достался от всем известного агрегата Дружба-2: мощный и лесопильный. А пилить нашего участкового, с ее точки зрения, было за что.
Работа у него такая, что различия между днем и ночью не делает: ночь-полночь – иди жуликов ловить, пьяных успокаивать, пенсионеров оберегать, трудных подростков воспитывать и в детскую комнату милиции сдавать. Отчетность еще. Свободной минуты никогда не найдется, денег платят – шиш да маленько и по службе не продвигают.
Подвигов Васечкин отродясь не совершал, работал так, что не нужны были подвиги на его участке. Начальство это устраивало. На своем месте человек и забот никаких. Ни взысканий, ни наград, кроме почетной грамоты и юбилейных медалей. Не то что у некоторых. Да и проблем в городе почти не было. Спокойный городок, тихий и мирный. Ну подерутся немного, ну топором кого-нибудь ухайдакают, мешок комбикорма утащат. Не по злобе все, не по криминальным наклонностям, а от пьянства и бестолковщины просто.
Так все и был бы Егор Иванович пилим женой до скончания века, если бы не завелась у них в отделении вакансия начальника, а на старом городском кладбище – привидение.
Вакансия – дело обычное. Старое кладбище есть в каждом старом уездном городе, а старых кладбищ без завалящего привидения не бывает вовсе. Все как везде. Но в нашем городе привидение оказалось несколько преступного толка антиалкогольной направленности и обирало редкий пьяненький народ никого без всякого стеснения на православную часовню. Может и потому, что в часовне, давно уж был склад кладбищенской утвари и лопатного инвентаря.
Ночью на кладбище живому народу делать нечего. Ночью народу спать надо, или еще чем по кроватям дома заниматься. Но именно через этот погост лежала самая короткая дорога с механического завода в город. Задержавшись после смены и употребив в день зарплаты как положено. Редкий заводской путник мог донести жене зарплату, когда шел через кладбище. Так и приходили домой пьяные, помятые, измазанные глиной и безденежные. Валили на привидение. Шел, мол, ночью через кладбище, завыло, мелькнуло белым, стукнуло в голову. Очнулся, хвать по карманам, а денег-то и нету. И тишина.
В привидение жены пострадавших верили мало. Не было, дескать, год тому никаких призраков, а все равно не каждая зарплата до дома доносилась. Но в милицию обращались. Милиции у нас делать нечего, пусть она и разбирается: есть на свете преступные призраки, или просто муженек зарплату пропил. Милиции делать вроде и нечего, но своих забот тоже полон рот. Милиция по кладбищу сама немного походила, никого лишнего из живых не заметила и успокоилась. Никто на нее не нападает, пистолеты и те целы остались про деньги уж можно и не спрашивать.
Поговорили малость в городе, посудачили и перестали внимание обращать на привидение. Ну воет, ну грабит, ну на кладбище, ну так и не ходи туда пьяным ночью. И всë. То есть все. Все, но не совсем. Все кроме Аделаиды Сергеевны, которой пришла в голову замечательная мысль, что если это привидение какой-нибудь милиционер изловит, то изловившему сразу повышение выйдет и медаль еще. А премию-то наверняка дадут. Мысль Аделаиде Сергеевне понравилась, особенно премия. И начала она Егор Иваныча пилить смертным пилом без всякого разведения зубьев.
Участковый хотя подвигов не совершал, но мужиком был геройским. Целый день продержался и ночь простоял. Из-за этого ночного стояния и сдался собственно. Чего ж, собственно, - думает участковый, - мне и не поймать этого ирода на кладбище и не стать начальником, если меня так и так женской ласки на ночь лишили? Тем более, что из конкурентов у меня в начальники только майор Ванечкин, а он покойников как огня боится, на кладбище не пойдет, а других правонарушений в городе к счастью нету пока.
Для поимки привидения была избрана технология «на живца» и ночь с пятницы на субботу. Потому что в пятницу на заводе получка и поддавшие в честь такого праздника живцы должны редким косяком пойти сквозь кладбище по одному.
Егор Иванович, как уже известно человеком был храбрым, но мелким. Несмотря на свое боевое самбо, пистолет с большим привидением мог и не справится. Он решил вышибить клин клином, - напугать привидение другим привидением до потери сознания, тут же повязать, заковать в наручники и транспортировать в отделение. Для чего и был взят следующий набор: стремянка – одна штука, фонарик карманный, трофейный – одна штука, простыни – четыре штуки, наручники – одна штука и пистолет. Из четырех простыней Аделаидой Сергеевной был сшит привиденческий балахон длиной в три раза больше чем рост Егора Ивановича. В балахоне супруги провертели две дырочки для глаз и одну для фонарика. Немецкий фонарик был хитрый, мог работать как светофор и светить разными цветами.
Смеркалось, как написал бы автор детектива, а Егор Иванович Васечкин вышел из дома, повесив на плечо стремянку и направился на кладбище. Идти было совсем не далеко, людей по дороге ему не попалось вообще, поэтому задавать дурацкие вопросы, типа зачем милиционеру стремянка на кладбище было некому.
На кладбище участковый выбрал место на центральной аллее, подальше от фонаря поставил стремянку между деревьев сбоку от дорожки, одел на себя сшитые простыни и, придерживая полы балахона, взгромоздился на верхнюю ступеньку. Опустившись балахон закрыл стремянку и в кладбищенских сумерках на аллее возникла гигантская фигура в белом саване. Участковый проверил работоспособность фонарика, отчего саван на мгновение засиял бледным, зеленым светом, привычным движением дослал патрон в патронник, поставил пистолет на предохранитель и стал ждать.
Ждал он долго. Уже тяжкая дрема охватывала его, когда в дальнем конце аллеи раздались шаркающие шаги. Долго участковый всматривался в сумрак погоста, но наконец из ночной дымки вылепилась темная, похожая на человека в плащ-палатке. Тяжел был шаг призрака. Кованные сапоги шаркали по брусчатке дорожки высекая искры. На голове фигура матово блестела немецкая каска с небольшими рожками. В руках фигура тащила еще одну каску.
- Как Ленин в нашем парке, у того тоже по началу две кепки было, одна в руке, одна на голове, - ни к селу, ни к городу подумал участковый, и вдруг холодный озноб пробежался по его спине, пробрал до костей и спустился ниже: он вспомнил, что в самом дальнем углу кладбища сразу после войны закапывали немецких военнопленных без всякого обряда и упокоения.
У участкового заныло под ложечкой, а темная фигура тем временем приближалась, высекая искры подковками и позвякивая цепями, коими в изобилии была увешана поверх плащ-палатки.
Наконец призрак немецкого солдата поравнялся с Егором Ивановичем. Надо было что-то делать, участковый вспомнил лицо провожающей его Аделаиды Сергеевны, набрался храбрости, включил зеленый фонарик и заорал почему-то по-немецки:
- Хальт! Хенде хох! Сука.
На появление из ниоткуда святящегося великана в бледно-зеленом саване, требующего остановиться, призрак немца отреагировал неожиданно. Он неловко отскочил в сторону немного, повернулся к участковому, выронил из рук каску и крутя обоими руками кукиши хрипло крикнул:
- Хрен тебе, а не аусвайс, падла фашистская!
Такого оскорбительного обращения участковый стерпеть не мог, он попытался выхватить пистолет и рванулся вперед, позабыв на секунду о шатком своем положении. Стремянка покачнулась и рухнула вместе участковым прям в объятья немецкого призрака. Моментально спутавшись в большой клубок из стремянки, немца, участкового, плащ-палатки и белого балахона, они покатились по земле.
- Отдай голову, сволочь, - на чистом русском кричал немец, имея в виду свою каску, которой участковый пытался лупить его по голове, - отдай голову!
- Аусвайс! – отдуваясь требовал Егор Иванович, которого немного заклинило на документах после падения со стремянки, и продолжал дубасить фальшивого немца каской, - аусвайс! Ваши документы! Вы арестованы!
- Васечкин? - Услышав про арест, немецкий призрак прекратил сопротивление и удивленно спросил, - ты чего тут делаешь ночью?
- Ванечкин, ты? – участковый удивился не меньше призрака, - а ты чего тут делаешь, ты ж покойников боишься?
Мужики поднялись. Призрак снял плащ палатку вместе с нашитыми на ней цепями, оказался майором Ванечкиным и помог участковому освободится от простыней. Милиционеры нашли фонарик и закурили.
- Даааа, - протянул участковый.
- Ну, - коротко ответил майор.
- Засмеют, - продолжил Егор Иваныч
- Если узнают, - затянулся папиросой майор.
- Тогда никому, - подвел черту участковый, - даже женам. Слово.
- Слово. Женам в первую очередь, - согласился Ванечкин.
Слово мужики держали крепко и долго. Особенно трудно им пришлось на следующий день, когда в отделение милиции с повинной в ночных грабежах на кладбище пришел бледный до синевы гастрольный вор. Вор был страшно испуган и рассказывал как ночью на за ним гнался призрак немецкого солдата и догнал бы, если бы его вторую голову не отнял большой зеленый великан в саване. Грабителю, конечно, никто не поверил, хотя проведенная психиатрическая экспертиза показала его полную вменяемость.
Надо сказать, что обоим соискателям повышения не повезло. На свободную должность назначили приезжего подполковника. Несмотря на это Васечкин и Ванечкин благополучно дослужили в этом отделении до почетной пенсии, до сей поры живут в том же городе, занимаются огородами и изредка консультируют милицейскую молодежь. Сил им пока хватает. А кто из них проболтался уже и не важно.