С надеждой
Слесарь-сантехник Дмитрий Наркисович Мамин не выспался. Почесав поросшее седыми волосами правое ухо он встал, распахнул окно и уставился на большую мутного вида пчелу. Недвижно висевшая в воздухе пчела крыльями не двигала, зато в задних ногах держала по дорожному булыжнику.
- Ты стучал? – слесарь-сантехник выглянул в окно, осмотрел окрестности со своего тринадцатого этажа, и никого, кроме пчелы, не увидел, - взяли моду ни свет ни заря барабанить. Развею, ей-ей развею. Рабочий день с восьми, а сейчас пять.
Дмитрий Наркисович подул на пчелу, и та недовольно заколебалась.
- Не надо развеивать, меня и так сносит, булыжники приходится с собой таскать, - заявила пчела, перестав колебаться, и погрозила слесарю камнем, - у меня к вам срочное дело. У нас там, - пчела махнула крылом вверх и в сторону, - аварийная ситуация. Потек патрубок правого двигателя. Нам лента ФУМ нужна. А у вас, как мы слышали, запас вот и побеспокоили.
- Лента ФУМ? – удивился сантехник, - кто же патрубки правого двигателя на ФУМ сажает? На лен надо. На лен с краской…
- Попрошу не учить! – нагло оборвала Мамина пчела, - в документации записан ФУМ в виде ленты. Никаких "льнов" и красок. ФУМ есть?
- Есть, - проворчал сантехник и попытался закрыть окно, - у меня все есть в рабочее время. В восемь придешь за своим ФУМом. А сейчас - брысь.
- Не надо «брысь», - нематериальная пчела заклинила окно совершенно материальным булыжником, - надо ФУМ. Извините, пожалуйста, я больше не буду.
- Не будет он, - смилостивился Мамин и полез под кровать за ящиком с инструментом и материалами, - все говорят «не буду», а только по ночам и ходят. Сил моих больше нет. Уволюсь к чертовой матери. Или на пенсию уйду, как положено. Вот твой ФУМ, и чтоб я тебя больше не видел.
- Спасибо, дед, - получив из рук Дмитрия Наркисовича заветный рулончик, фальшивая пчела заколыхалась и начала исчезать вместе с настоящими булыжниками, - я тебе материализовал там в холодильнике, как положено. Не обессудь.
Пчела развеялась, а слесарь-сантехник зашаркал к холодильнику. Открыв дверцу, он обнаружил привычную чекушку и поморщился.
Водка. Опять пить это проклятое зелье. И кто только его выдумал, ловко свалив на местного Менделеева? Так думал сантехник, пока руки его достали из холодильника бутылку, скрутили пробочный алюминий и поднесли горлышко к губам.
- Вот так и живем! – выдохнул сантехник. И выпил, вздрогнув всем телом.
Опорожнив бутылку он сгорбился, опять подошел к окну и приложил руку к висящей в проеме картинке. Приятно щелкнув, от подоконника отскочила небольшая панелька, обнаружив обыкновенного вида блокнот и перьевую ручку.
Слесарь-сантехник отвинтил колпачок, обнажив золотое перо, открыл блокнот на чистом листе, немного подумал и вывел: «Заберите меня отсюда!». Критически посмотрев на неровную строчку, он усмехнулся и зачеркнул написанное, отчего оно исчезло. На освободившемся листе сантехник написал: «Начальнику Галактического транспортного центра от тринадцатого сантехника Мамина Дмитрия Наркисовича. Заявление. Прошу уволить меня по собственному желанию». И расписался: Мамин. Текст начал отливать красным. Сантехник подумал, добавил дату и поставил жирную точку.
Тут буквы заявления пропали одна за другой, а на их месте возникло лиловое: «отправлено».
Сантехник закрыл блокнот, аккуратно завинтил колпачок перьевой ручки и убрал письменные принадлежности на место.
Вечером третьего дня на одном из пригородных кладбищ состоялись похороны. Похороны были бы ни чем ни примечательными, если не одно обстоятельство: покойного провожали в последний путь двенадцать пожилых слесарей-сантехников, похожих друг на друга, как двенадцать капель воды. Бросив в могилу положенную горсть земли, последний из двенадцати разогнулся, пробурчал «замену пришлют», и посмотрел на звезды. С надеждой.
- Ты стучал? – слесарь-сантехник выглянул в окно, осмотрел окрестности со своего тринадцатого этажа, и никого, кроме пчелы, не увидел, - взяли моду ни свет ни заря барабанить. Развею, ей-ей развею. Рабочий день с восьми, а сейчас пять.
Дмитрий Наркисович подул на пчелу, и та недовольно заколебалась.
- Не надо развеивать, меня и так сносит, булыжники приходится с собой таскать, - заявила пчела, перестав колебаться, и погрозила слесарю камнем, - у меня к вам срочное дело. У нас там, - пчела махнула крылом вверх и в сторону, - аварийная ситуация. Потек патрубок правого двигателя. Нам лента ФУМ нужна. А у вас, как мы слышали, запас вот и побеспокоили.
- Лента ФУМ? – удивился сантехник, - кто же патрубки правого двигателя на ФУМ сажает? На лен надо. На лен с краской…
- Попрошу не учить! – нагло оборвала Мамина пчела, - в документации записан ФУМ в виде ленты. Никаких "льнов" и красок. ФУМ есть?
- Есть, - проворчал сантехник и попытался закрыть окно, - у меня все есть в рабочее время. В восемь придешь за своим ФУМом. А сейчас - брысь.
- Не надо «брысь», - нематериальная пчела заклинила окно совершенно материальным булыжником, - надо ФУМ. Извините, пожалуйста, я больше не буду.
- Не будет он, - смилостивился Мамин и полез под кровать за ящиком с инструментом и материалами, - все говорят «не буду», а только по ночам и ходят. Сил моих больше нет. Уволюсь к чертовой матери. Или на пенсию уйду, как положено. Вот твой ФУМ, и чтоб я тебя больше не видел.
- Спасибо, дед, - получив из рук Дмитрия Наркисовича заветный рулончик, фальшивая пчела заколыхалась и начала исчезать вместе с настоящими булыжниками, - я тебе материализовал там в холодильнике, как положено. Не обессудь.
Пчела развеялась, а слесарь-сантехник зашаркал к холодильнику. Открыв дверцу, он обнаружил привычную чекушку и поморщился.
Водка. Опять пить это проклятое зелье. И кто только его выдумал, ловко свалив на местного Менделеева? Так думал сантехник, пока руки его достали из холодильника бутылку, скрутили пробочный алюминий и поднесли горлышко к губам.
- Вот так и живем! – выдохнул сантехник. И выпил, вздрогнув всем телом.
Опорожнив бутылку он сгорбился, опять подошел к окну и приложил руку к висящей в проеме картинке. Приятно щелкнув, от подоконника отскочила небольшая панелька, обнаружив обыкновенного вида блокнот и перьевую ручку.
Слесарь-сантехник отвинтил колпачок, обнажив золотое перо, открыл блокнот на чистом листе, немного подумал и вывел: «Заберите меня отсюда!». Критически посмотрев на неровную строчку, он усмехнулся и зачеркнул написанное, отчего оно исчезло. На освободившемся листе сантехник написал: «Начальнику Галактического транспортного центра от тринадцатого сантехника Мамина Дмитрия Наркисовича. Заявление. Прошу уволить меня по собственному желанию». И расписался: Мамин. Текст начал отливать красным. Сантехник подумал, добавил дату и поставил жирную точку.
Тут буквы заявления пропали одна за другой, а на их месте возникло лиловое: «отправлено».
Сантехник закрыл блокнот, аккуратно завинтил колпачок перьевой ручки и убрал письменные принадлежности на место.
Вечером третьего дня на одном из пригородных кладбищ состоялись похороны. Похороны были бы ни чем ни примечательными, если не одно обстоятельство: покойного провожали в последний путь двенадцать пожилых слесарей-сантехников, похожих друг на друга, как двенадцать капель воды. Бросив в могилу положенную горсть земли, последний из двенадцати разогнулся, пробурчал «замену пришлют», и посмотрел на звезды. С надеждой.