Петя и хрен
Детская практически сказка-быль, но в ней намек, почти как «Петя и волк», только про Петю и хрен.
Про хрен. Хрен, дорогие мои, заслуживает вообще целого романа в стихах, как и Евгений Онегин. Потому что хрен – это наше все, даже если иметь в виду то самое растение, которое я иметь в виду собираюсь. Хрен нельзя не любить, во всех смыслах этого слова. Если человек вдруг признается в своей нелюбви хрену, знайте – он врет и предаст вас при первой же опасности, как говорили знаменитые персонажи, сыгранные в знаменитом фильме знаменитыми актерами. Это если с фени их слова перевести.
А все потому, что хрен - это вам не горчица. Хрен - это даже всему голова. Ну почти, то есть иногда. Чаще всего даже.
Так вот у нас в Мытищах был и сейчас может есть НИИОХ, что переводится как Научно-исследовательский институт овощного хозяйства. И хозяйство это было не маленьким. Теперь-то хозяйства вообще нет, на этом хозяйстве – теплицах и опытных полях выросли жилые кварталы опытных домов с опытными жителями.
А когда-то, когда я учился в школе, в этих теплицах и на этих полях произрастали опытные овощные культуры вплоть до клубники с редисками и картофелем. Культуры росли там даже когда я был уже женат. На мою и Лехину, надо сказать, голову росли. Особенно редиска.
Потому что две интеллигентные женщины, возвышенные особы и начинающие домохозяйки, наши с ним жены, прогуливаясь недалеко от опытных теплиц, были привлечены к прореживанию редиски. Привлекло же их к этой тяжелой, но очень высокооплачиваемой работе не иначе как чувство жадности. Ничем другим нельзя объяснить, что две этих возвышенных особы заработали приблизительно по восемьдесят килограмм опытной (с кулак размером каждая) редиски и даже развезли ее по домам, найдя такого же сумасшедшего таксиста. Нас же с Лехой вечером ожидал дома совершенно одинаковый вопрос: «Что нам с этим всем делать, а? Ты мужчина – ты и решай. Но выкинуть не дам».
Но это было позже. А когда я учился в школе, приблизительно в седьмом классе, на опытных полях рос опытный хрен. То есть никто не знал, что это хрен. И даже не догадывался. Каждый корень опытного растения был крупнее самой крупной кормовой свеклы, виденной мной в жизни. Не могу сказать, что народ не пытался тырить «кормовую свеклу». Пытался. И даже отрывал по нескольку клубней, скрываясь от объездчиков в водоотводных канавах. Просто чтоб убедиться, что это именно кормовая свекла, а не обычная. Кормить этой свеклой в городе было особенно некого, поэтому выкопанное оставляли там же на поле.
Это было про хрен.
Теперь про Петю.
В отличие от хрена, Петя рос не в поле, а в соседнем дворе и был старше меня года на два. Дворы наши не то что бы очень враждовали, нет. Сейчас это можно назвать перезагрузкой, хотя в то время любой политически грамотный человек назвал бы такое состояние эскалацией гонки вооружений. Поэтому с Петей мы практически не общались.
Хотя из нашего двора было прекрасно слышно, как по нескольку раз в день, а именно в завтрак обед и ужин, Петина мама, дородная высокая дама с очень отбеленным перманентом кричала, высунувшись в окно: Петя-Петушок, домой! Петиного папу видно не было, но все знали, что он имел лысину, шляпу, портфель и приезжал домой обедать с персональным шофером. То есть он приезжал обедать, а шофер приезжал покурить, походить вокруг автомобиля и немного попинать баллоны.
Несмотря на совершенно положительных родителей Петя-Петушок (а надо отметить, что слово «петушок» в то время не имело негативной окраски в широких слоях населения, несмотря на прошлые заслуги практически каждого второго, и расценивалось ребятней просто, как чрезмерное проявление родительской любви) был совершенно девиантным с самого малолетства. И кроме того изрядным долбоебом, простите уж мне не совсем корректное слово.
Иначе просто трудно объяснить, что первый раз Петя умудрился остаться на второй год еще в начальной школе. А классу к шестому повторил свое достижение и появился в нашем классе сразу на последней парте. Ничего плохого, я про него сказать не могу. Одноклассник, как одноклассник. Разве что немного туговат в плане учебы, и весьма ленив в этом же направлении. Однако, обладал очень пытливым умом, предпочитая пробовать на своей шкуре все, что запрещали учителя. И если учитель физики не рекомендовал хвататься за шарики электростатической машины, или учитель химии слезно просила не смешивать жидкости из этих двух пробирок… Ну вы поняли.
Это было про Петю.
Теперь про Петю и хрен.
В то счастливое время школьников частенько просили помочь с уборкой урожая. Причем с клубникой например, или яблоками нас никто помочь не просил. А вот с хреном попросили. И с кормовой свеклой, тоже просили. Ее, кстати, есть можно, я проверял. Не очень-то вкусно, все-таки на коров рассчитано, не на людей. Но сразу не отравишься.
Хреном тоже не отравишься, то есть можно и хреном, но столько его съесть получится только у очень волевого человека.
Правда нас все равно предупредили. Тетенька в синем халате и сапогах безапелляционно заявила нашему классному руководителю, что это никакой не турнепс, а хрен, что есть его не нужно, он горький, и вообще пусть в следующий раз с этими засранцами учителя биологии присылают, а не математики, потому что еще и учителям про хрен рассказывать она не нанималась.
Учитель математики, посоветовалась с учителем литературы о допустимых для юных хреноводов терминах. Как могла донесла услышанное до детского коллектива.
- Это, дети, хрен, - сказала она и почему-то покраснела, - есть его нельзя, потому что у вас руки испачканы землей, а в земле живут микробы столбняка и яйца глистов. Кидаться им тоже не нужно, потому что разбрасываться тяжелым народным хреном пионерам не пристало. Сдуру можно хреном ведь и голову проломить друг дружке и тогда прощай четвертная контрольная и даже весь аттестат о школьном образовании.
На этом инструктаж закончился, и все приступили к выкапыванию хрена и складированию его в кучи. Все кроме Пети.
Петя из кармана ножик вынул (как в стихах про Дядю Степу, да), выбрал самый большой корень хрена (то есть чуть больше своей головы) и поволок его за ближайший бугорок пробовать. Видя такое дело к нему присоединились еще парочка городских балбесов, незнакомых с хреном лично.
Опытный хрен, оказался не только большим. Он был злющим, как никакой хрен до него. Вполне возможно, что в недрах института овощного хозяйства скрывался секретный отдел, разрабатывающий химическое оружие. Теперь, с высоты прожитых лет, я думаю, что жестокий корнеплод просто попал под запрет какой-нибудь женевской конвенции и был отправлен на мирные рельсы народного хозяйства. Не пропадать же добру.
И оно не пропало. Петя выполз из-за бугорка первым. Он вообще полз быстрее всех потому что отрезал себе самый большой кусок, а плакать начал еще во время чистки продукта. Он полз, плакал, тер глаза зажатым в кулаке надкусанным куском хрена и думал, что он теперь умрет потому что отравился навсегда. Остальным досталось меньше, хотя мысль об отравлении их тоже не покидала, отчего жутко кружилась голова и звенело в ушах.
Доползя до классного руководителя все трое пожаловались на плохое самочувствие и просили вызвать им доктора.
Классный руководитель несколько растерялась и думала уж бежать к ближайшему телефону-автомату за пару километров, как в дело вступила тетка в синем халате и сапогах. Пробормотав, что-то типа: «послал же бог дебилов на мою голову, как же его столько сожрать-то можно, блядь», - она сгребла всех пострадавших в охапку как котят и потащила к ближайшей водоотводной канаве. И вовсе не топить, нет. Просто умываться.
Хочу отметить, что поедание хрена не имело никаких последствий для здоровья, как не имело и никакого воспитательного эффекта.
Так кончается сказка быль про Петю и хрен. Впрочем, тут уместно будет закончить стихами про ежика известного украинского поэта, Платона Воронько:
Лизнул ежика бычок,
Уколол свой язычок,
А колючий еж смеется:
«В рот не суй, что попадется!»
(Наконец-то я смог засунуть в пост ошаравшее меня в детятве стихотворение).
Про хрен. Хрен, дорогие мои, заслуживает вообще целого романа в стихах, как и Евгений Онегин. Потому что хрен – это наше все, даже если иметь в виду то самое растение, которое я иметь в виду собираюсь. Хрен нельзя не любить, во всех смыслах этого слова. Если человек вдруг признается в своей нелюбви хрену, знайте – он врет и предаст вас при первой же опасности, как говорили знаменитые персонажи, сыгранные в знаменитом фильме знаменитыми актерами. Это если с фени их слова перевести.
А все потому, что хрен - это вам не горчица. Хрен - это даже всему голова. Ну почти, то есть иногда. Чаще всего даже.
Так вот у нас в Мытищах был и сейчас может есть НИИОХ, что переводится как Научно-исследовательский институт овощного хозяйства. И хозяйство это было не маленьким. Теперь-то хозяйства вообще нет, на этом хозяйстве – теплицах и опытных полях выросли жилые кварталы опытных домов с опытными жителями.
А когда-то, когда я учился в школе, в этих теплицах и на этих полях произрастали опытные овощные культуры вплоть до клубники с редисками и картофелем. Культуры росли там даже когда я был уже женат. На мою и Лехину, надо сказать, голову росли. Особенно редиска.
Потому что две интеллигентные женщины, возвышенные особы и начинающие домохозяйки, наши с ним жены, прогуливаясь недалеко от опытных теплиц, были привлечены к прореживанию редиски. Привлекло же их к этой тяжелой, но очень высокооплачиваемой работе не иначе как чувство жадности. Ничем другим нельзя объяснить, что две этих возвышенных особы заработали приблизительно по восемьдесят килограмм опытной (с кулак размером каждая) редиски и даже развезли ее по домам, найдя такого же сумасшедшего таксиста. Нас же с Лехой вечером ожидал дома совершенно одинаковый вопрос: «Что нам с этим всем делать, а? Ты мужчина – ты и решай. Но выкинуть не дам».
Но это было позже. А когда я учился в школе, приблизительно в седьмом классе, на опытных полях рос опытный хрен. То есть никто не знал, что это хрен. И даже не догадывался. Каждый корень опытного растения был крупнее самой крупной кормовой свеклы, виденной мной в жизни. Не могу сказать, что народ не пытался тырить «кормовую свеклу». Пытался. И даже отрывал по нескольку клубней, скрываясь от объездчиков в водоотводных канавах. Просто чтоб убедиться, что это именно кормовая свекла, а не обычная. Кормить этой свеклой в городе было особенно некого, поэтому выкопанное оставляли там же на поле.
Это было про хрен.
Теперь про Петю.
В отличие от хрена, Петя рос не в поле, а в соседнем дворе и был старше меня года на два. Дворы наши не то что бы очень враждовали, нет. Сейчас это можно назвать перезагрузкой, хотя в то время любой политически грамотный человек назвал бы такое состояние эскалацией гонки вооружений. Поэтому с Петей мы практически не общались.
Хотя из нашего двора было прекрасно слышно, как по нескольку раз в день, а именно в завтрак обед и ужин, Петина мама, дородная высокая дама с очень отбеленным перманентом кричала, высунувшись в окно: Петя-Петушок, домой! Петиного папу видно не было, но все знали, что он имел лысину, шляпу, портфель и приезжал домой обедать с персональным шофером. То есть он приезжал обедать, а шофер приезжал покурить, походить вокруг автомобиля и немного попинать баллоны.
Несмотря на совершенно положительных родителей Петя-Петушок (а надо отметить, что слово «петушок» в то время не имело негативной окраски в широких слоях населения, несмотря на прошлые заслуги практически каждого второго, и расценивалось ребятней просто, как чрезмерное проявление родительской любви) был совершенно девиантным с самого малолетства. И кроме того изрядным долбоебом, простите уж мне не совсем корректное слово.
Иначе просто трудно объяснить, что первый раз Петя умудрился остаться на второй год еще в начальной школе. А классу к шестому повторил свое достижение и появился в нашем классе сразу на последней парте. Ничего плохого, я про него сказать не могу. Одноклассник, как одноклассник. Разве что немного туговат в плане учебы, и весьма ленив в этом же направлении. Однако, обладал очень пытливым умом, предпочитая пробовать на своей шкуре все, что запрещали учителя. И если учитель физики не рекомендовал хвататься за шарики электростатической машины, или учитель химии слезно просила не смешивать жидкости из этих двух пробирок… Ну вы поняли.
Это было про Петю.
Теперь про Петю и хрен.
В то счастливое время школьников частенько просили помочь с уборкой урожая. Причем с клубникой например, или яблоками нас никто помочь не просил. А вот с хреном попросили. И с кормовой свеклой, тоже просили. Ее, кстати, есть можно, я проверял. Не очень-то вкусно, все-таки на коров рассчитано, не на людей. Но сразу не отравишься.
Хреном тоже не отравишься, то есть можно и хреном, но столько его съесть получится только у очень волевого человека.
Правда нас все равно предупредили. Тетенька в синем халате и сапогах безапелляционно заявила нашему классному руководителю, что это никакой не турнепс, а хрен, что есть его не нужно, он горький, и вообще пусть в следующий раз с этими засранцами учителя биологии присылают, а не математики, потому что еще и учителям про хрен рассказывать она не нанималась.
Учитель математики, посоветовалась с учителем литературы о допустимых для юных хреноводов терминах. Как могла донесла услышанное до детского коллектива.
- Это, дети, хрен, - сказала она и почему-то покраснела, - есть его нельзя, потому что у вас руки испачканы землей, а в земле живут микробы столбняка и яйца глистов. Кидаться им тоже не нужно, потому что разбрасываться тяжелым народным хреном пионерам не пристало. Сдуру можно хреном ведь и голову проломить друг дружке и тогда прощай четвертная контрольная и даже весь аттестат о школьном образовании.
На этом инструктаж закончился, и все приступили к выкапыванию хрена и складированию его в кучи. Все кроме Пети.
Петя из кармана ножик вынул (как в стихах про Дядю Степу, да), выбрал самый большой корень хрена (то есть чуть больше своей головы) и поволок его за ближайший бугорок пробовать. Видя такое дело к нему присоединились еще парочка городских балбесов, незнакомых с хреном лично.
Опытный хрен, оказался не только большим. Он был злющим, как никакой хрен до него. Вполне возможно, что в недрах института овощного хозяйства скрывался секретный отдел, разрабатывающий химическое оружие. Теперь, с высоты прожитых лет, я думаю, что жестокий корнеплод просто попал под запрет какой-нибудь женевской конвенции и был отправлен на мирные рельсы народного хозяйства. Не пропадать же добру.
И оно не пропало. Петя выполз из-за бугорка первым. Он вообще полз быстрее всех потому что отрезал себе самый большой кусок, а плакать начал еще во время чистки продукта. Он полз, плакал, тер глаза зажатым в кулаке надкусанным куском хрена и думал, что он теперь умрет потому что отравился навсегда. Остальным досталось меньше, хотя мысль об отравлении их тоже не покидала, отчего жутко кружилась голова и звенело в ушах.
Доползя до классного руководителя все трое пожаловались на плохое самочувствие и просили вызвать им доктора.
Классный руководитель несколько растерялась и думала уж бежать к ближайшему телефону-автомату за пару километров, как в дело вступила тетка в синем халате и сапогах. Пробормотав, что-то типа: «послал же бог дебилов на мою голову, как же его столько сожрать-то можно, блядь», - она сгребла всех пострадавших в охапку как котят и потащила к ближайшей водоотводной канаве. И вовсе не топить, нет. Просто умываться.
Хочу отметить, что поедание хрена не имело никаких последствий для здоровья, как не имело и никакого воспитательного эффекта.
Так кончается сказка быль про Петю и хрен. Впрочем, тут уместно будет закончить стихами про ежика известного украинского поэта, Платона Воронько:
Лизнул ежика бычок,
Уколол свой язычок,
А колючий еж смеется:
«В рот не суй, что попадется!»
(Наконец-то я смог засунуть в пост ошаравшее меня в детятве стихотворение).