Чудо в герметике
Чудо, чудо!
Яви нам чудо!
(«Праздник святого Йоргена»)
Хмурым, наполненным пессимизмом утром понедельника 198* года, ровно в
8.45 утра мне было явлено чудо.
Грохнула дверь, и в чертежный зал нашего КБ ворвался Главный
конструктор. Главный обладал чудовищной административной энергией. С
утра до вечера он, подобно громадной петарде, метался по территории
завода, рассыпая вокруг себя матерные искры и мобилизуя личный состав на
преодоление и свершение. В конце квартала шеф приобретал свойства
волны-частицы, и его практически одновременно можно было увидеть в
выпускающем цеху, у заказчиков и технологов. Единственной формой
существования этой административной материи было движение: все служебные
вопросы решались на бегу, дверь своего кабинета он никогда не закрывал
и, общаясь с подчиненными, имел привычку нетерпеливо постукивать по
столу увесистым кулаком с татуировкой в виде якоря. В молодости наш
Главный служил во флоте, откуда вынес чрезвычайно образный язык и умение
без видимых последствий употреблять несовместимые с жизнью количества
спиртного.
- Вот, - не здороваясь, сообщил Главный, - принимай нового конструктора.
Между прочим - отличник! Прошу, как говорится, любить, жаловать, и
вообще… а я в - цех!
- Анатолий Гри… - вякнул я, но шеф уже трансгрессировал.
«Новый конструктор» молча разглядывал меня, хлопая серыми глазищами. У
«нового конструктора» была отличная фигура, густые пепельные волосы и
кукольное личико. Вообще, было в ней что-то от изящной, дорогой, но
хрупкой елочной игрушки, которую осторожно берешь в руки, боясь нажать
чуть посильнее и сломать. О том, чтобы «любить и вообще» не могло быть и
речи, я почему-то было уверен, что при, так сказать, чувственном
контакте, она с тихим, печальным звоном разобьется. Бывают такие
девушки. Звали ее Викой, но всем было ясно, что на самом деле к нам
пришло «Чудо».
До появления нового сотрудника боевой состав нашего КБ выглядел
следующим образом.
Имелся ведущий конструктор по изделию, которого я за два года работы так
и не запомнил в лицо, потому что он постоянно пребывал в
загранкомандировках в каких-то черно-желтых странах. Население этих
стран, едва спрыгнув с дикорастущих пальм и вкратце освоив ходьбу на
двух конечностях, на следующем этапе развития ощутило потребность в
тяжелых РЛС управления войсками, которыми, собственно, наша контора и
снабжала половину земного шара.
Имелся также бывший ведущий конструктор по изделию, Марк Яковлевич,
разжалованный за нехарактерную для еврея тягу к употреблению. Марк
Яковлевич дорабатывал последний год перед пенсией, поэтому толку от него
не было никакого. Целыми днями он просиживал в своем углу, отгороженный
от жизни, света и воздуха шкафами и кульманами. Там он чем-то шуршал и
скреб, как огромная, пожилая и осторожная крыса, временами распространяя
по залу ядовитые спиртовые эманации.
Дамы морщились и с лязгом открывали окна в алюминиевых, кривых от
рождения и опасно вибрирующих рамах.
Основную ударную силу нашего КБ составляли как раз дамы. Напротив меня
за соседними столами прилежно трудились «двое из ларца» - маленькие,
седенькие, в одинаковых белых халатиках, Екатерина Васильевна и
Валентина Васильевна - специалисты по проводам и кабелям. На завод они
пришли, похоже, одновременно с Советской Властью, поэтому все отраслевые
справочники знали наизусть и нередко демонстрировали цирковые номера,
расписывая по памяти контакты какого-нибудь сумасшедшего разъема. Кроме
коммутационных изделий они интересовались способами скоростного
выращивания овощей на дачных 6 сотках и кулинарными рецептами, которые
вырезались из журнала «Крестьянка» и вклеивались в особую тетрадь.
Была еще Галя, сорокалетняя девушка на выданье. Ее
взаимоотношения с текущими женихами были настолько сложными и
запутанными, что по понедельникам вся женская часть КБ с наслаждением
разбиралась в хитросплетениях очередной серии. Если дела у Гали шли
хорошо, и она, завладев стратегической инициативой, предвидела скорую
капитуляцию противника, Галя целыми днями порхала между кульманами и
чирикала, как увесистая канарейка. В том же нередком случае, когда
очередной жених не оправдывал Галиных надежд, она впадала в черную
депрессуху, рыдала и хлестала корвалол из горлышка. Галя занималась
проектированием ящиков для запчастей и выкройками для чехлов.
Были, конечно, в КБ еще техники, чертежники, но главная беготня по
цехам, грызня с военпредами, технологами и разработчиками тяжким крестом
лежала на моих плечах. Еще один конструктор был совершенно необходим, и…
мы его получили.
До окончания рабочего дня Чудо бродило по кабинетам, собирая подписи на
различных бумажках, и я о нем, то есть о ней, напрочь забыл, но на
следующее утро Чудо объявилось на рабочем месте, сгибаясь под тяжестью
здоровенной спортивной сумки.
- Что это? - удивился я, забирая у нее сумку.
- Конспекты! - гордо ответило Чудо, - у меня хорошие конспекты! Вот,
физика, матан, экономика отрасли… Ведь они же мне обязательно
пригодятся, правда?
- Правда, - горько вздохнул я, - идите получать готовальню.
Тут надо пояснить, что у нас было принято чертить тушью. Обычно чертили
на ватмане, но в экстренных случаях приходилось чертить прямо на кальке,
с которой сразу же делали синьки для цехов. Тушью чертить Чудо не умело.
В течение своего первого рабочего дня Чудо совершило три славных
подвига: порезалась при заточке карандаша; заправляя баллончик, облилась
тушью, и, в довершение ко всему, прищемила палец рейсшиной кульмана.
Так и пошло. Опаздывать на работу у нас не полагалось, так как время
прихода фиксировалось автоматически, поэтому вываливающийся из раздутых
«Икарусов» народ проходную брал штурмом. Непривычное к простым и суровым
нравам советского пролетариата, Чудо прибывало на рабочее место слегка
придушенным и ободранным, поэтому первый рабочий час уходил на макияж,
утренний чай и восстановление макияжа после чая. После этого на кульмане
закреплялся лист ватмана (с калькой я решил пока повременить), и Чудо
приступало к нанесению штампа, бесконечно сверяясь со справочником. К
обеду дело доходило до осевых линий. Пространственное воображение у нее
отсутствовало совершенно. Даже простенькие, в сущности, чертежи
радиотехнических устройств, представляющие собой бесконечные варианты
ящиков, ящичков и сундучков вызывали у нее «зависание». К концу рабочего
дня ватман оказывался протертым до дыр, а ластик - до кости. Чертежом и
не пахло. Постепенно на Чудо махнули рукой и поручали ей только работу,
которую было невозможно испортить.
Однажды утром Чудо подошло ко мне и сообщило, что у него закончился
герметик. Дело в том, что у нас в КБ стояли хорошие рейссовские кульмана
с пластмассовыми досками, в которые кнопки, естественно, не втыкались,
поэтому чертежи крепили за уголки маленькими шариками герметика, которым
в цехах промазывали швы кабин. Такое вот ноу-хау.
- Ну и что? - удивился я, - сходи в сборочный цех, да возьми на всех,
кстати, извещение технологам отнесешь.
Чудо покивало, деловито уложило извещение в папочку-клип и убыло.
Приближался самый главный элемент распорядка рабочего дня, обед, как
вдруг в КБ мгновенно стих привычный гул разговоров и шелест бумаги. В
тишине кто-то приглушенно ойкнул. Я выглянул из-за кульмана.
В дверях стояла технолог из сборочного цеха, могучая, широкоплечая
тетка, интимная мечта тихого художника-соцреалиста. За руку она держала
наше Чудо. Зареванное и растрепанное Чудо было заляпано размазанными
зелеными кляксами и настолько густо пахло спиртобензиновой смесью, что
Марк Яковлевич в своем углу заволновался и громко засопел, принюхиваясь.
- Ваш ребенок? - густым басом спросила технолог, - забирайте!
- Господи, Вика, что случилось? - спросила Галя, усаживая Чудо на стул.
- Я отдала технологам извещение, - всхлипывая, начало рассказывать Чудо,
- и пошла искать герметик. Его там много было, целый бак. Я зачерпнула
рукой и прили-и-и-пла!!!
Глупое Чудо, вместо того, чтобы набрать остатков полузасохшего
герметика, цапнула свежеразведенный, и попалась. Чем больше она пыталась
отскрести герметик от правой руки левой, тем больше зеленых, вонючих
нитей к ней прилипало. Постепенно вокруг бака собрались рабочие, и
начали подавать советы, от которых тихое, интеллигентное Чудо чуть не
упало в обморок.
- А один сказал, - хныкало Чудо, что, пока я не отлипла, может, они…
может, меня…. а-а-а!!!
Чудо вообразило, что ее и вправду собираются изнасиловать, и задумалась,
что лучше - закричать или упасть в обморок. Падать в обморок на грязный
пол не хотелось, а что полагается в таких случаях кричать, она не знала.
Спасла ее тетка-технолог. Одним привычным заклятьем она разогнала
мужиков по рабочим местам, с хлюпаньем отодрала Чадо от бака и потащила
оттирать герметик ветошью, пропитанной спиртобензиновой смесью.
Столкновение с производством произвело на Чудо настолько сильное
впечатление, что до конца недели Вика была на больничном, а с
понедельника перешла на работу в комитет Комсомола.
Так мы остались без Чуда…
Яви нам чудо!
(«Праздник святого Йоргена»)
Хмурым, наполненным пессимизмом утром понедельника 198* года, ровно в
8.45 утра мне было явлено чудо.
Грохнула дверь, и в чертежный зал нашего КБ ворвался Главный
конструктор. Главный обладал чудовищной административной энергией. С
утра до вечера он, подобно громадной петарде, метался по территории
завода, рассыпая вокруг себя матерные искры и мобилизуя личный состав на
преодоление и свершение. В конце квартала шеф приобретал свойства
волны-частицы, и его практически одновременно можно было увидеть в
выпускающем цеху, у заказчиков и технологов. Единственной формой
существования этой административной материи было движение: все служебные
вопросы решались на бегу, дверь своего кабинета он никогда не закрывал
и, общаясь с подчиненными, имел привычку нетерпеливо постукивать по
столу увесистым кулаком с татуировкой в виде якоря. В молодости наш
Главный служил во флоте, откуда вынес чрезвычайно образный язык и умение
без видимых последствий употреблять несовместимые с жизнью количества
спиртного.
- Вот, - не здороваясь, сообщил Главный, - принимай нового конструктора.
Между прочим - отличник! Прошу, как говорится, любить, жаловать, и
вообще… а я в - цех!
- Анатолий Гри… - вякнул я, но шеф уже трансгрессировал.
«Новый конструктор» молча разглядывал меня, хлопая серыми глазищами. У
«нового конструктора» была отличная фигура, густые пепельные волосы и
кукольное личико. Вообще, было в ней что-то от изящной, дорогой, но
хрупкой елочной игрушки, которую осторожно берешь в руки, боясь нажать
чуть посильнее и сломать. О том, чтобы «любить и вообще» не могло быть и
речи, я почему-то было уверен, что при, так сказать, чувственном
контакте, она с тихим, печальным звоном разобьется. Бывают такие
девушки. Звали ее Викой, но всем было ясно, что на самом деле к нам
пришло «Чудо».
До появления нового сотрудника боевой состав нашего КБ выглядел
следующим образом.
Имелся ведущий конструктор по изделию, которого я за два года работы так
и не запомнил в лицо, потому что он постоянно пребывал в
загранкомандировках в каких-то черно-желтых странах. Население этих
стран, едва спрыгнув с дикорастущих пальм и вкратце освоив ходьбу на
двух конечностях, на следующем этапе развития ощутило потребность в
тяжелых РЛС управления войсками, которыми, собственно, наша контора и
снабжала половину земного шара.
Имелся также бывший ведущий конструктор по изделию, Марк Яковлевич,
разжалованный за нехарактерную для еврея тягу к употреблению. Марк
Яковлевич дорабатывал последний год перед пенсией, поэтому толку от него
не было никакого. Целыми днями он просиживал в своем углу, отгороженный
от жизни, света и воздуха шкафами и кульманами. Там он чем-то шуршал и
скреб, как огромная, пожилая и осторожная крыса, временами распространяя
по залу ядовитые спиртовые эманации.
Дамы морщились и с лязгом открывали окна в алюминиевых, кривых от
рождения и опасно вибрирующих рамах.
Основную ударную силу нашего КБ составляли как раз дамы. Напротив меня
за соседними столами прилежно трудились «двое из ларца» - маленькие,
седенькие, в одинаковых белых халатиках, Екатерина Васильевна и
Валентина Васильевна - специалисты по проводам и кабелям. На завод они
пришли, похоже, одновременно с Советской Властью, поэтому все отраслевые
справочники знали наизусть и нередко демонстрировали цирковые номера,
расписывая по памяти контакты какого-нибудь сумасшедшего разъема. Кроме
коммутационных изделий они интересовались способами скоростного
выращивания овощей на дачных 6 сотках и кулинарными рецептами, которые
вырезались из журнала «Крестьянка» и вклеивались в особую тетрадь.
Была еще Галя, сорокалетняя девушка на выданье. Ее
взаимоотношения с текущими женихами были настолько сложными и
запутанными, что по понедельникам вся женская часть КБ с наслаждением
разбиралась в хитросплетениях очередной серии. Если дела у Гали шли
хорошо, и она, завладев стратегической инициативой, предвидела скорую
капитуляцию противника, Галя целыми днями порхала между кульманами и
чирикала, как увесистая канарейка. В том же нередком случае, когда
очередной жених не оправдывал Галиных надежд, она впадала в черную
депрессуху, рыдала и хлестала корвалол из горлышка. Галя занималась
проектированием ящиков для запчастей и выкройками для чехлов.
Были, конечно, в КБ еще техники, чертежники, но главная беготня по
цехам, грызня с военпредами, технологами и разработчиками тяжким крестом
лежала на моих плечах. Еще один конструктор был совершенно необходим, и…
мы его получили.
До окончания рабочего дня Чудо бродило по кабинетам, собирая подписи на
различных бумажках, и я о нем, то есть о ней, напрочь забыл, но на
следующее утро Чудо объявилось на рабочем месте, сгибаясь под тяжестью
здоровенной спортивной сумки.
- Что это? - удивился я, забирая у нее сумку.
- Конспекты! - гордо ответило Чудо, - у меня хорошие конспекты! Вот,
физика, матан, экономика отрасли… Ведь они же мне обязательно
пригодятся, правда?
- Правда, - горько вздохнул я, - идите получать готовальню.
Тут надо пояснить, что у нас было принято чертить тушью. Обычно чертили
на ватмане, но в экстренных случаях приходилось чертить прямо на кальке,
с которой сразу же делали синьки для цехов. Тушью чертить Чудо не умело.
В течение своего первого рабочего дня Чудо совершило три славных
подвига: порезалась при заточке карандаша; заправляя баллончик, облилась
тушью, и, в довершение ко всему, прищемила палец рейсшиной кульмана.
Так и пошло. Опаздывать на работу у нас не полагалось, так как время
прихода фиксировалось автоматически, поэтому вываливающийся из раздутых
«Икарусов» народ проходную брал штурмом. Непривычное к простым и суровым
нравам советского пролетариата, Чудо прибывало на рабочее место слегка
придушенным и ободранным, поэтому первый рабочий час уходил на макияж,
утренний чай и восстановление макияжа после чая. После этого на кульмане
закреплялся лист ватмана (с калькой я решил пока повременить), и Чудо
приступало к нанесению штампа, бесконечно сверяясь со справочником. К
обеду дело доходило до осевых линий. Пространственное воображение у нее
отсутствовало совершенно. Даже простенькие, в сущности, чертежи
радиотехнических устройств, представляющие собой бесконечные варианты
ящиков, ящичков и сундучков вызывали у нее «зависание». К концу рабочего
дня ватман оказывался протертым до дыр, а ластик - до кости. Чертежом и
не пахло. Постепенно на Чудо махнули рукой и поручали ей только работу,
которую было невозможно испортить.
Однажды утром Чудо подошло ко мне и сообщило, что у него закончился
герметик. Дело в том, что у нас в КБ стояли хорошие рейссовские кульмана
с пластмассовыми досками, в которые кнопки, естественно, не втыкались,
поэтому чертежи крепили за уголки маленькими шариками герметика, которым
в цехах промазывали швы кабин. Такое вот ноу-хау.
- Ну и что? - удивился я, - сходи в сборочный цех, да возьми на всех,
кстати, извещение технологам отнесешь.
Чудо покивало, деловито уложило извещение в папочку-клип и убыло.
Приближался самый главный элемент распорядка рабочего дня, обед, как
вдруг в КБ мгновенно стих привычный гул разговоров и шелест бумаги. В
тишине кто-то приглушенно ойкнул. Я выглянул из-за кульмана.
В дверях стояла технолог из сборочного цеха, могучая, широкоплечая
тетка, интимная мечта тихого художника-соцреалиста. За руку она держала
наше Чудо. Зареванное и растрепанное Чудо было заляпано размазанными
зелеными кляксами и настолько густо пахло спиртобензиновой смесью, что
Марк Яковлевич в своем углу заволновался и громко засопел, принюхиваясь.
- Ваш ребенок? - густым басом спросила технолог, - забирайте!
- Господи, Вика, что случилось? - спросила Галя, усаживая Чудо на стул.
- Я отдала технологам извещение, - всхлипывая, начало рассказывать Чудо,
- и пошла искать герметик. Его там много было, целый бак. Я зачерпнула
рукой и прили-и-и-пла!!!
Глупое Чудо, вместо того, чтобы набрать остатков полузасохшего
герметика, цапнула свежеразведенный, и попалась. Чем больше она пыталась
отскрести герметик от правой руки левой, тем больше зеленых, вонючих
нитей к ней прилипало. Постепенно вокруг бака собрались рабочие, и
начали подавать советы, от которых тихое, интеллигентное Чудо чуть не
упало в обморок.
- А один сказал, - хныкало Чудо, что, пока я не отлипла, может, они…
может, меня…. а-а-а!!!
Чудо вообразило, что ее и вправду собираются изнасиловать, и задумалась,
что лучше - закричать или упасть в обморок. Падать в обморок на грязный
пол не хотелось, а что полагается в таких случаях кричать, она не знала.
Спасла ее тетка-технолог. Одним привычным заклятьем она разогнала
мужиков по рабочим местам, с хлюпаньем отодрала Чадо от бака и потащила
оттирать герметик ветошью, пропитанной спиртобензиновой смесью.
Столкновение с производством произвело на Чудо настолько сильное
впечатление, что до конца недели Вика была на больничном, а с
понедельника перешла на работу в комитет Комсомола.
Так мы остались без Чуда…