Все спокойненько, или холодная месть
Потребности бывают большие и маленькие. Причем именно этот, конкретный вид потребностей можно прямо назвать «по-большому» и «по-маленькому», потому что они несколько сантехнические, эти потребности. Для осуществления таковых потребностей и отправления таких надобностей человечество изобрело массу разных технологий, приборов и приспособлений вплоть до бытовой канализации. Изобрело и активно использует.
Канализация замечательная штука, - думал Николай Васильевич Носов, - выливая из окна первого этажа двадцатое ведро канализационных стоков, - а эти сверху сплошняком сволочи. Просил ведь не гадить временно. Додумывал Носов уже на ходу. В ванной опять прибывала черновато-мутная жидкость с характерным запахом. В унитазе булькало. Надо было спешить, а промедление было чревато библейским наказанием местного значения.
Ох, грехи мои тяжкие, - думал Николай Васильевич, и в благостные мысли его сами собой вплетались табуированные лексические формы, - нецензурную вашу мать, нецензурным образом и снова нецензурно. Аварийку всего пять часов ждать приходится, неужели нельзя воздержаться от туалета, дорогие мои, нецензурные жильцы нецензурных восьми этажей сверху. Что за нецензурная тяга к чистоте с нецензурной диареей и недержанием? Просил ведь вас, блядей, нецензурных немного не гадить. Сволочи. Особенно эта Арина Семеновна со второго - сволочь. А кошки ее так и вообще потаскухи. И кобель ее нецензурный.
Николай Васильевич не был человеконенавистником, он любил людей, понимал и умел прощать все человеческие потребности с надобностями вплоть до санитарно-технических. Всегда. Кроме одного или двух раз в месяц. Дело в том, что вот уже пятнадцать лет подряд один или даже два раза в месяц где-то в недрах подвала обычной подмосковной девятиэтажки брежневского периода забивался выход одного из канализационных стояков. Наглухо.
Канализационные стоки, (именно такое благозвучное название дали технари текущему в канализационных трубах дерьму, чтоб успокоить тех гуманитариев, что при слове говно падают в обморок), так вот эти стоки подобно чистой воде ищут ближайший выход и идут по пути наименьшего сопротивления. То есть если стоки не могут утечь куда им положено, они потекут в квартиру первого этажа. Сначала забулькает в ванной. Потом в унитазе. Последней под напором дерьма падает кухонная мойка. Про подключенные к канализации автоматические стиральные машины мы уже и не говорим, потому что у Николая Васильевича такой машины не было.
Машины не было. Зато у его соседки сверху милейшей женщины и полковничьей вдовы Арины Семеновны Гоголевой было двадцать кошек. Точнее… Точнее нельзя. Если у человека в квартире живет двадцать разнообразных кошек, то точное их количество не может назвать никто. Да и потребности в этом никакой нет. Тем более, что кошачье разнообразие квартиры сверху постоянно пополнялось скрещиванием по Менделю, несмотря на его монашеский сан. Единственным животным не принимавшим в этом всем участие был случайно затесавшийся в кошачью братию вежливый и даже робкий кобелек каких-то мелких пород. То ли из-за этого его стремления к воздержанию, то ли просто от чувства небольшой приязни к своему соседу снизу, по-женски приметливая, милейшая соседка, Арина Семеновна, называла кобелька Николаем Васильевичем. Как и соседа.
Впрочем имя единственной собаки в нашем повествовании значения никакого не имеет. Зато имеют значения санитарно-технические потребности кошек. Вместе с надобностями. Потому что двадцать кошек ходит в туалет практически в двадцать раз чаще чем одна собака, если ее не пугать. Причем если сама Арина Семеновна чисто по человечески могла войти в положение Николая Васильевича и в течении пяти часов отказаться от использования туалета, мытья рук и даже приготовления пищи, то кошкам было совершенно наплевать на аварийное состояние системы домового водоотведения. Поэтому и героический отказ Гоголевой от санитарно-технических удобств не имел бы ровно никакого значения, так как она представляла собой всего лишь одну двадцать вторую часть от общих пользователей квартиры. И это не считая остальных жильцов с третьего по девятый этаж включительно.
А их считать стоило. Потому что эти самые жильцы, озверев от предоставленных удобств отправления естества, не только сами не желали воздерживаться от туалетных потребностей, но и приглашали к себе в гости знакомых и друзей. А один старичок с седьмого этажа вообще пустил в квартиру почти не понимавшую по-русски семью своих азербайджанских родственников.
В общем интеллигентная душа младшего научного сотрудника Николая Васильевича Носова один или даже два раза в месяц испытывала невыносимые страдания от поступления в его вычищенную до блеска ванную фекальных вод со следами кошачьего и человеческого бытия, а может даже и сознания. К концу пятнадцатого года страданий и по получении очередной отписки от начальника ЖЭК Носов решил взять быка за рога собственными руками. И последовать совету небезызвестного содержателя фонтанов. Если у тебя есть фонтан… Ну вы знаете. Любой фонтан нуждается в отдыхе.
Николай Васильевич произвел необходимые замеры, взял лист бумаги с карандашом и задумался. Исчеркав лист несколькими формулами младший научный сотрудник приступил к выводам. Таким образом, - писал он, - при диаметре горловины в четыре целых, ноль десятых сантиметра и высоте девятиэтажного водяного столба в двадцать четыре метра усилие действующее на затычку в ванной равняется 30,159 килограммов, что с небольшим запасом компенсируется установкой двухпудовой гири на пробку. Написав такое Носов сделал небольшую паузу и продолжил. Однако, - писал он дальше, - горловина унитаза в аппроксимации представляет собой квадрат со стороной двенадцать сантиметров, а усилие от упомянутого водяного столба составляет уже 345,6 килограмм. Из изложенного следует, что удержание унитазной пробки методом пригружения тяжестями при кажущейся простоте практически невозможно и пробку следует привязать. «Следует привязать» Носов подчеркнул тремя жирными линиями. И приступил к исполнению замысла.
Буквально через день в макетных мастерских одного московского научно исследовательского института по размашистым эскизам была изготовлена деревянная пробка для унитаза. Для герметичности пробка была оклеена пористым полимерным материалом секретного состава, позаимствованным в макетной мастерской соседнего оборонного учреждения. Ванна и раковины по плану Носова должны были затыкаться штатными пробками, которые уже ждали своего часа «Ч» вместе с купленной к двум имеющимся третьей двухпудовой гирей.
И он наступил. Время неумолимо близилось к полудню воскресного дня, когда в ванной предательски забулькало, и из темной горловины потекла мутная жидкость с отвратительным запахом. Николай Васильевич закрыл отверстия раковин и ванной пробками и аккуратно установил сверху гири. Кронштейны раковин предательски заскрипели. Затем Носов заткнул пробкой унитаз, опустил подогнанную к пробке крышку и обвязал полученное десятью витками альпинисткой веревки. Довольно оглядев полученное младший научный сотрудник улыбнулся и насвистывая мотив известной корсиканской песни «месть должна быть холодной» вышел из дома в ближайший кинотеатр. Там он купил себе билеты на три сеанса комедийного фильма «Гараж», съел любимое мороженное с кремовой розочкой в хрустящем вафельном стаканчике и стал смотреть кино.
Когда до конца третьего сеанса оставалось не более пяти минут в голову Николаю Васильевичу неожиданно стукнула мысль. И мысль эта ему не понравилась. Кстати, ровно такая же мысль задолго до Николая Васильевича постучалась к английскому ученому сэру Исааку Ньютону, что привело к открытию третьего закона. Третий закон Ньютона неожиданно переплелся в голове Носова с законом Архимеда и наделал там такого шороху, что Николай Васильевич выскочил из кинотеатра не дожидаясь конца фильма и побежал домой.
Пока он бежит, я замечу следующее. Николай Васильевич Носов действительно был младшим научным сотрудником и работал в научно-исследовательском институте. Стран Азии и Африки. И был китаистом. Но он помнил школьную физику лучше многих. Он мог оперировать этими знаниями благодаря аналитическому складу ума.
И ему пришло в голову, что если пробка жестко прикреплена к унитазу то большая часть силы Архимеда, действующей на пробку будет действовать на сам унитаз. А унитаз вот уже полгода ожидает покупки двух болтов, чтоб быть закрепленным к полу. Диаметр патрубка, соединяющего унитаз с канализационной трубой приблизительно десять сантиметров. «Пи» «дэ» квадрат на четыре, умножить на… Сто девяносто килограмм будет отрывать унитаз от пола. И оторвет, - подумал Носов и ускорил бег.
Носов был умным человеком. Но он был гуманитарием. Любой инженер вам скажет, что Носов бежит зря и его унитаз останется на месте, а не улетит подобно водоструйной ракете к чертовой матери. Оттого, что в расчетах Носова с самого начала была ошибка. Он выбрал неправильную физическую модель. В его случае образование столба жидкости высотой в двадцать четыре метра было невозможным. Потому что для этого нужно заткнуть все сливные отверстия на всех восьми этажах.
Наткнувшиеся на Носовские пробки канализационные стоки не стали срывать унитаз. Они накопились и ушли выше. В квартиру Арины Семеновны Гоголевой, где смыли двадцать кошачьих лотков, двадцать кошачьих мисок с вареным минтаем, два мешка сахара, фунта полтора синьки и что-то там из крупы. И уже оттуда через всевозможные щели и отверстия в полу попали к Николаю Васильевичу.
Персидские ковры в квартире Гоголевой не пострадали совершенно. Их там просто не было. Как не пострадал и советский линолеум. Он даже не отклеился потому что его никто никогда не приклеивал. Обоняние милейшей Арины Семеновны так привыкло к кошачьему запаху, что из всех последствий потопа ее больше всего беспокоило растворение двух мешков сахара. Причем грешила она больше на Носова чем на воду.
Николаю Васильевичу пришлось не только делать полный ремонт, но и менять мебель. Кому приятно сидеть в кресле, если на него какали сосед с девятого этажа, семья азербайджанских родственников соседа с седьмого, двадцать кошек и один маленький кобелек мелкой породы?
Кстати, одним из немногих выигравших от этой истории был именно этот тезка Николая Васильевича. Как все поняли, нашей Арины Семеновны во время потопа дома не было. Пес мог бы и утонуть. Но даже не замочил лап и был найден на антресолях.
Двадцать кошек, хотя и не допускали собаку к поддержанию разнообразия по методу монаха, товарища Менделя, но не бросили. А каким-то непостижимым образом затащили его на такую верхотуру, что даже сами слезать оттуда без лестницы отказывались. Отношения же в их коллективе заметно улучшились. Хотя и без Менделя.
Канализация замечательная штука, - думал Николай Васильевич Носов, - выливая из окна первого этажа двадцатое ведро канализационных стоков, - а эти сверху сплошняком сволочи. Просил ведь не гадить временно. Додумывал Носов уже на ходу. В ванной опять прибывала черновато-мутная жидкость с характерным запахом. В унитазе булькало. Надо было спешить, а промедление было чревато библейским наказанием местного значения.
Ох, грехи мои тяжкие, - думал Николай Васильевич, и в благостные мысли его сами собой вплетались табуированные лексические формы, - нецензурную вашу мать, нецензурным образом и снова нецензурно. Аварийку всего пять часов ждать приходится, неужели нельзя воздержаться от туалета, дорогие мои, нецензурные жильцы нецензурных восьми этажей сверху. Что за нецензурная тяга к чистоте с нецензурной диареей и недержанием? Просил ведь вас, блядей, нецензурных немного не гадить. Сволочи. Особенно эта Арина Семеновна со второго - сволочь. А кошки ее так и вообще потаскухи. И кобель ее нецензурный.
Николай Васильевич не был человеконенавистником, он любил людей, понимал и умел прощать все человеческие потребности с надобностями вплоть до санитарно-технических. Всегда. Кроме одного или двух раз в месяц. Дело в том, что вот уже пятнадцать лет подряд один или даже два раза в месяц где-то в недрах подвала обычной подмосковной девятиэтажки брежневского периода забивался выход одного из канализационных стояков. Наглухо.
Канализационные стоки, (именно такое благозвучное название дали технари текущему в канализационных трубах дерьму, чтоб успокоить тех гуманитариев, что при слове говно падают в обморок), так вот эти стоки подобно чистой воде ищут ближайший выход и идут по пути наименьшего сопротивления. То есть если стоки не могут утечь куда им положено, они потекут в квартиру первого этажа. Сначала забулькает в ванной. Потом в унитазе. Последней под напором дерьма падает кухонная мойка. Про подключенные к канализации автоматические стиральные машины мы уже и не говорим, потому что у Николая Васильевича такой машины не было.
Машины не было. Зато у его соседки сверху милейшей женщины и полковничьей вдовы Арины Семеновны Гоголевой было двадцать кошек. Точнее… Точнее нельзя. Если у человека в квартире живет двадцать разнообразных кошек, то точное их количество не может назвать никто. Да и потребности в этом никакой нет. Тем более, что кошачье разнообразие квартиры сверху постоянно пополнялось скрещиванием по Менделю, несмотря на его монашеский сан. Единственным животным не принимавшим в этом всем участие был случайно затесавшийся в кошачью братию вежливый и даже робкий кобелек каких-то мелких пород. То ли из-за этого его стремления к воздержанию, то ли просто от чувства небольшой приязни к своему соседу снизу, по-женски приметливая, милейшая соседка, Арина Семеновна, называла кобелька Николаем Васильевичем. Как и соседа.
Впрочем имя единственной собаки в нашем повествовании значения никакого не имеет. Зато имеют значения санитарно-технические потребности кошек. Вместе с надобностями. Потому что двадцать кошек ходит в туалет практически в двадцать раз чаще чем одна собака, если ее не пугать. Причем если сама Арина Семеновна чисто по человечески могла войти в положение Николая Васильевича и в течении пяти часов отказаться от использования туалета, мытья рук и даже приготовления пищи, то кошкам было совершенно наплевать на аварийное состояние системы домового водоотведения. Поэтому и героический отказ Гоголевой от санитарно-технических удобств не имел бы ровно никакого значения, так как она представляла собой всего лишь одну двадцать вторую часть от общих пользователей квартиры. И это не считая остальных жильцов с третьего по девятый этаж включительно.
А их считать стоило. Потому что эти самые жильцы, озверев от предоставленных удобств отправления естества, не только сами не желали воздерживаться от туалетных потребностей, но и приглашали к себе в гости знакомых и друзей. А один старичок с седьмого этажа вообще пустил в квартиру почти не понимавшую по-русски семью своих азербайджанских родственников.
В общем интеллигентная душа младшего научного сотрудника Николая Васильевича Носова один или даже два раза в месяц испытывала невыносимые страдания от поступления в его вычищенную до блеска ванную фекальных вод со следами кошачьего и человеческого бытия, а может даже и сознания. К концу пятнадцатого года страданий и по получении очередной отписки от начальника ЖЭК Носов решил взять быка за рога собственными руками. И последовать совету небезызвестного содержателя фонтанов. Если у тебя есть фонтан… Ну вы знаете. Любой фонтан нуждается в отдыхе.
Николай Васильевич произвел необходимые замеры, взял лист бумаги с карандашом и задумался. Исчеркав лист несколькими формулами младший научный сотрудник приступил к выводам. Таким образом, - писал он, - при диаметре горловины в четыре целых, ноль десятых сантиметра и высоте девятиэтажного водяного столба в двадцать четыре метра усилие действующее на затычку в ванной равняется 30,159 килограммов, что с небольшим запасом компенсируется установкой двухпудовой гири на пробку. Написав такое Носов сделал небольшую паузу и продолжил. Однако, - писал он дальше, - горловина унитаза в аппроксимации представляет собой квадрат со стороной двенадцать сантиметров, а усилие от упомянутого водяного столба составляет уже 345,6 килограмм. Из изложенного следует, что удержание унитазной пробки методом пригружения тяжестями при кажущейся простоте практически невозможно и пробку следует привязать. «Следует привязать» Носов подчеркнул тремя жирными линиями. И приступил к исполнению замысла.
Буквально через день в макетных мастерских одного московского научно исследовательского института по размашистым эскизам была изготовлена деревянная пробка для унитаза. Для герметичности пробка была оклеена пористым полимерным материалом секретного состава, позаимствованным в макетной мастерской соседнего оборонного учреждения. Ванна и раковины по плану Носова должны были затыкаться штатными пробками, которые уже ждали своего часа «Ч» вместе с купленной к двум имеющимся третьей двухпудовой гирей.
И он наступил. Время неумолимо близилось к полудню воскресного дня, когда в ванной предательски забулькало, и из темной горловины потекла мутная жидкость с отвратительным запахом. Николай Васильевич закрыл отверстия раковин и ванной пробками и аккуратно установил сверху гири. Кронштейны раковин предательски заскрипели. Затем Носов заткнул пробкой унитаз, опустил подогнанную к пробке крышку и обвязал полученное десятью витками альпинисткой веревки. Довольно оглядев полученное младший научный сотрудник улыбнулся и насвистывая мотив известной корсиканской песни «месть должна быть холодной» вышел из дома в ближайший кинотеатр. Там он купил себе билеты на три сеанса комедийного фильма «Гараж», съел любимое мороженное с кремовой розочкой в хрустящем вафельном стаканчике и стал смотреть кино.
Когда до конца третьего сеанса оставалось не более пяти минут в голову Николаю Васильевичу неожиданно стукнула мысль. И мысль эта ему не понравилась. Кстати, ровно такая же мысль задолго до Николая Васильевича постучалась к английскому ученому сэру Исааку Ньютону, что привело к открытию третьего закона. Третий закон Ньютона неожиданно переплелся в голове Носова с законом Архимеда и наделал там такого шороху, что Николай Васильевич выскочил из кинотеатра не дожидаясь конца фильма и побежал домой.
Пока он бежит, я замечу следующее. Николай Васильевич Носов действительно был младшим научным сотрудником и работал в научно-исследовательском институте. Стран Азии и Африки. И был китаистом. Но он помнил школьную физику лучше многих. Он мог оперировать этими знаниями благодаря аналитическому складу ума.
И ему пришло в голову, что если пробка жестко прикреплена к унитазу то большая часть силы Архимеда, действующей на пробку будет действовать на сам унитаз. А унитаз вот уже полгода ожидает покупки двух болтов, чтоб быть закрепленным к полу. Диаметр патрубка, соединяющего унитаз с канализационной трубой приблизительно десять сантиметров. «Пи» «дэ» квадрат на четыре, умножить на… Сто девяносто килограмм будет отрывать унитаз от пола. И оторвет, - подумал Носов и ускорил бег.
Носов был умным человеком. Но он был гуманитарием. Любой инженер вам скажет, что Носов бежит зря и его унитаз останется на месте, а не улетит подобно водоструйной ракете к чертовой матери. Оттого, что в расчетах Носова с самого начала была ошибка. Он выбрал неправильную физическую модель. В его случае образование столба жидкости высотой в двадцать четыре метра было невозможным. Потому что для этого нужно заткнуть все сливные отверстия на всех восьми этажах.
Наткнувшиеся на Носовские пробки канализационные стоки не стали срывать унитаз. Они накопились и ушли выше. В квартиру Арины Семеновны Гоголевой, где смыли двадцать кошачьих лотков, двадцать кошачьих мисок с вареным минтаем, два мешка сахара, фунта полтора синьки и что-то там из крупы. И уже оттуда через всевозможные щели и отверстия в полу попали к Николаю Васильевичу.
Персидские ковры в квартире Гоголевой не пострадали совершенно. Их там просто не было. Как не пострадал и советский линолеум. Он даже не отклеился потому что его никто никогда не приклеивал. Обоняние милейшей Арины Семеновны так привыкло к кошачьему запаху, что из всех последствий потопа ее больше всего беспокоило растворение двух мешков сахара. Причем грешила она больше на Носова чем на воду.
Николаю Васильевичу пришлось не только делать полный ремонт, но и менять мебель. Кому приятно сидеть в кресле, если на него какали сосед с девятого этажа, семья азербайджанских родственников соседа с седьмого, двадцать кошек и один маленький кобелек мелкой породы?
Кстати, одним из немногих выигравших от этой истории был именно этот тезка Николая Васильевича. Как все поняли, нашей Арины Семеновны во время потопа дома не было. Пес мог бы и утонуть. Но даже не замочил лап и был найден на антресолях.
Двадцать кошек, хотя и не допускали собаку к поддержанию разнообразия по методу монаха, товарища Менделя, но не бросили. А каким-то непостижимым образом затащили его на такую верхотуру, что даже сами слезать оттуда без лестницы отказывались. Отношения же в их коллективе заметно улучшились. Хотя и без Менделя.