Злые люди
Про тех, кто "пятками по лезвию ножа", да. Мне почему-то кажется, что из всех форм графомании - стихотворная самая, что ни на есть графоманская.
Я стихи почему-то не люблю. То есть я их все не люблю, кроме пожалуй что Маяковского. Но плохие стихи не люблю особенно. Нет Пушкин - наше фсё, я согласен, но если выбирать - я б Лермонтова выбрал. В пику своей учительнице литературы и русского языка, простой, неграмотной женщине, Клавдии Ивановне. Это она велела нам сравнивать художественные достоинства Полтавы с Бородино и говорила, что Пушкин куда подробнее в описаниях событий. Приблизительно с тех пор я и пошел в направлении шведских полков, палимый солнцем. И не люблю ни стихов, ни поэтов. Маяковский с Высоцким только. Бодлер еще с Микеланджело, но исключения только подтверждают правило.
Со мной целых два курса учился поэт. Михаилом звали. Так вот он тоже писал стихи, что поэтам в общем-то свойственно. Стихи были поэмой.
Унесся корабль мечтаний
В бескрайнее море любви
На поиски девушки милой
Моей бесконечной мечты.
И вот такие стихи в виде поэмы (часа на четыре декламации) поэт читал не только мальчикам, но и девочкам. То есть он к девочкам приставал как совершенно нормальный мальчик, уговаривал, провожал до дома. И в подъезде читал стихи, пугая местных кошек и старушек. И не отпускал несчастную жертву пока не дочитает. Надо сказать, что не многие выдерживали.
То есть никто вообще. Его неоднократно били. Девочки и мальчики. А один мальчик и даже чемпион Москвы по боксу стукнул этого поэта, а тот вместо того чтоб увернуться, подставил под кулак лоб со стихами внутри и сломал боксеру все лучезапястные кости, что были в запястье. Такая сила в стихах оказалась.
А потом он написал заявление в деканат и из нашей группы перевелся на другой факультет. В заявлении он указал, что коллектив его не понимает и издевается над творческим человеком всеми доступными способами.Ни к селу, ни к городу, а к вчерашнему разговору с Янги о поэзии, я еще одну историю про этого поэта вспомнил.
Он однажды себе кролика купил в виде шапки. Жуткий дефицит. У нас по истории партии лекции в актовом зале общежития читали. Общага в Измайлово, к метро идти мимо заманчивого своими товарами магазина София. А там очередь. Откуда-то из подвала. То есть хвост универмаг обвивает, а голова в подвале.
Или наоборот. С этими очередями, как и с воронами - фиг поймешь, где у них хвост, а где голова. Особенно когда говорит.
Так вот поэт отбросив романтику встал в очередь, а остальные мимо прошли. У остальных то ли денег на шапки не было, то ли голова не мерзла. Костлявая очень потому что голова.
И вот следующим утром перед институтом все курят. И поэт. В новой шапке из чорного кролика. С гордостью за шапку и себя. А на неё почему-то никто внимания не обращает. Он ее то снимет, то наденет. Мех так ручкой от себя взобьет и наденет. И подует так благоговейно на ворсинки. А всем похую просто. Курят, про лекции с девками разговаривают, про футбол и конспекты Капитала без которых зачет не поставят. Не до кроликов.
На лекциях и семинарах он пробовал шапку не снимать. Тут уж даже преподаватели внимание обратили. На студента в шапке. Один едкий такой, преподаватель, PL-1 преподавал, за девочку даже принял. Девочкам-то в шапках можно в помещениях. Девочки, они ж как мусульманские мужчины с иудейскими в этом отношении. Пришлось снять все-таки. Но не класть же ее на стол, или в сумку не дай бог. Мех ведь. Поэтому он ее на крышку от тубуса одевал. Ставил крышку от тубуса на стол, а на нее шапку. Чтоб мех стола не касался.
Даже когда чертежей не надо было он с тубусом в институт ходил из-за этого.
Две недели. А через две недели мы после занятий пошли Шурика навещать в больницу. По улице Лукьянова, кому интересно, в сторону отделения милиции, дома Софьи Перовской и венерического диспансера. Там больница рядом городская, номер шесть по-моему.. Шурика с аппендицитом из института забрали, тут же прооперировали, а на следующий день мы к нему пошли. Анекдот рассказывать. Он четвертый был с аппендицитом в группе.
И у нас традиция выработалась. Анекдоты рассказывать. Про "пойдем пописаем". Он смешной на втором курсе анекдот-то. Аж швы расходятся после операционные. Не сильно, но смешно.
И вот мимо всех наших высоких корпусов пришли в больницу. Стоим в фойе с Шуриком, обсуждаем медсестру, которая ему уже нравится и даже жениться можно было бы ненадолго. Если б не аппендицит. Но через пару дней уже не так больно жениться будет. Стоим разговариваем, а вокруг паленым пахнет. Все сильнее и сильнее.
Мы уж и урны все проверили. И не только мы. Все принюхиваются. Поэт только не принюхивается. Потому что услышал про «женица». И как настоящий романтик тут же предложил соблазнять медсестру стихами его сочинения. И начал даже читать из вчерашнего. Ножку так в сторону на пятку отставил, ритм ботинком отбивает и рукой еще размахивает. Читает стихи.
И тут всем становится заметно, что он дымится. Он стоит, как ни в чем ни бывало, стихотворит, а над макушкой вьется дымок. Как над вулканом, или в тесной печурке огонь. И сильно так попыхивает дымом, как перед извержением.
- Миша, - говорит, - Шурик, ты бы паузу сделал что ли, дымишься уже.
Но разве поэтов остановишь с первого раза всякими шуточками? Щаз. Он еще страсти добавил и ритм у ботинка участился. Горит человек в буквальном смысле. И внутри и снаружи. Изнутри стихами исходит, снаружи дымом. И огонек даже показался.
Потом остановился все-таки. После того как доктор вмешался.
- Молодой человек, вы если аутодофе хотите, то из больницы выйдите. Мы вас потом завезем, когда потухните. Мы горящих не лечим вообще.
Потушили. Оказалось, что не из-за стихов занялось, а из-за окурка. Кто-то окурок из окна выбросил, когда мимо корпусов института шли. там всегда так. Курить-то нельзя, но преподаватели в лабораториях смолят в открытое окно. Окурки туда же выбрасывают, чтоб не спалиться.
Так вот кролик и погиб. Вместе с поэтом. Потому что поэт не поверил, что случайно загорелось. Думал, что это месть бездарностей его настигла. Написал письмо в деканат и на другой факультет перевелся. Криогенного машиностроения.
Я стихи почему-то не люблю. То есть я их все не люблю, кроме пожалуй что Маяковского. Но плохие стихи не люблю особенно. Нет Пушкин - наше фсё, я согласен, но если выбирать - я б Лермонтова выбрал. В пику своей учительнице литературы и русского языка, простой, неграмотной женщине, Клавдии Ивановне. Это она велела нам сравнивать художественные достоинства Полтавы с Бородино и говорила, что Пушкин куда подробнее в описаниях событий. Приблизительно с тех пор я и пошел в направлении шведских полков, палимый солнцем. И не люблю ни стихов, ни поэтов. Маяковский с Высоцким только. Бодлер еще с Микеланджело, но исключения только подтверждают правило.
Со мной целых два курса учился поэт. Михаилом звали. Так вот он тоже писал стихи, что поэтам в общем-то свойственно. Стихи были поэмой.
Унесся корабль мечтаний
В бескрайнее море любви
На поиски девушки милой
Моей бесконечной мечты.
И вот такие стихи в виде поэмы (часа на четыре декламации) поэт читал не только мальчикам, но и девочкам. То есть он к девочкам приставал как совершенно нормальный мальчик, уговаривал, провожал до дома. И в подъезде читал стихи, пугая местных кошек и старушек. И не отпускал несчастную жертву пока не дочитает. Надо сказать, что не многие выдерживали.
То есть никто вообще. Его неоднократно били. Девочки и мальчики. А один мальчик и даже чемпион Москвы по боксу стукнул этого поэта, а тот вместо того чтоб увернуться, подставил под кулак лоб со стихами внутри и сломал боксеру все лучезапястные кости, что были в запястье. Такая сила в стихах оказалась.
А потом он написал заявление в деканат и из нашей группы перевелся на другой факультет. В заявлении он указал, что коллектив его не понимает и издевается над творческим человеком всеми доступными способами.Ни к селу, ни к городу, а к вчерашнему разговору с Янги о поэзии, я еще одну историю про этого поэта вспомнил.
Он однажды себе кролика купил в виде шапки. Жуткий дефицит. У нас по истории партии лекции в актовом зале общежития читали. Общага в Измайлово, к метро идти мимо заманчивого своими товарами магазина София. А там очередь. Откуда-то из подвала. То есть хвост универмаг обвивает, а голова в подвале.
Или наоборот. С этими очередями, как и с воронами - фиг поймешь, где у них хвост, а где голова. Особенно когда говорит.
Так вот поэт отбросив романтику встал в очередь, а остальные мимо прошли. У остальных то ли денег на шапки не было, то ли голова не мерзла. Костлявая очень потому что голова.
И вот следующим утром перед институтом все курят. И поэт. В новой шапке из чорного кролика. С гордостью за шапку и себя. А на неё почему-то никто внимания не обращает. Он ее то снимет, то наденет. Мех так ручкой от себя взобьет и наденет. И подует так благоговейно на ворсинки. А всем похую просто. Курят, про лекции с девками разговаривают, про футбол и конспекты Капитала без которых зачет не поставят. Не до кроликов.
На лекциях и семинарах он пробовал шапку не снимать. Тут уж даже преподаватели внимание обратили. На студента в шапке. Один едкий такой, преподаватель, PL-1 преподавал, за девочку даже принял. Девочкам-то в шапках можно в помещениях. Девочки, они ж как мусульманские мужчины с иудейскими в этом отношении. Пришлось снять все-таки. Но не класть же ее на стол, или в сумку не дай бог. Мех ведь. Поэтому он ее на крышку от тубуса одевал. Ставил крышку от тубуса на стол, а на нее шапку. Чтоб мех стола не касался.
Даже когда чертежей не надо было он с тубусом в институт ходил из-за этого.
Две недели. А через две недели мы после занятий пошли Шурика навещать в больницу. По улице Лукьянова, кому интересно, в сторону отделения милиции, дома Софьи Перовской и венерического диспансера. Там больница рядом городская, номер шесть по-моему.. Шурика с аппендицитом из института забрали, тут же прооперировали, а на следующий день мы к нему пошли. Анекдот рассказывать. Он четвертый был с аппендицитом в группе.
И у нас традиция выработалась. Анекдоты рассказывать. Про "пойдем пописаем". Он смешной на втором курсе анекдот-то. Аж швы расходятся после операционные. Не сильно, но смешно.
И вот мимо всех наших высоких корпусов пришли в больницу. Стоим в фойе с Шуриком, обсуждаем медсестру, которая ему уже нравится и даже жениться можно было бы ненадолго. Если б не аппендицит. Но через пару дней уже не так больно жениться будет. Стоим разговариваем, а вокруг паленым пахнет. Все сильнее и сильнее.
Мы уж и урны все проверили. И не только мы. Все принюхиваются. Поэт только не принюхивается. Потому что услышал про «женица». И как настоящий романтик тут же предложил соблазнять медсестру стихами его сочинения. И начал даже читать из вчерашнего. Ножку так в сторону на пятку отставил, ритм ботинком отбивает и рукой еще размахивает. Читает стихи.
И тут всем становится заметно, что он дымится. Он стоит, как ни в чем ни бывало, стихотворит, а над макушкой вьется дымок. Как над вулканом, или в тесной печурке огонь. И сильно так попыхивает дымом, как перед извержением.
- Миша, - говорит, - Шурик, ты бы паузу сделал что ли, дымишься уже.
Но разве поэтов остановишь с первого раза всякими шуточками? Щаз. Он еще страсти добавил и ритм у ботинка участился. Горит человек в буквальном смысле. И внутри и снаружи. Изнутри стихами исходит, снаружи дымом. И огонек даже показался.
Потом остановился все-таки. После того как доктор вмешался.
- Молодой человек, вы если аутодофе хотите, то из больницы выйдите. Мы вас потом завезем, когда потухните. Мы горящих не лечим вообще.
Потушили. Оказалось, что не из-за стихов занялось, а из-за окурка. Кто-то окурок из окна выбросил, когда мимо корпусов института шли. там всегда так. Курить-то нельзя, но преподаватели в лабораториях смолят в открытое окно. Окурки туда же выбрасывают, чтоб не спалиться.
Так вот кролик и погиб. Вместе с поэтом. Потому что поэт не поверил, что случайно загорелось. Думал, что это месть бездарностей его настигла. Написал письмо в деканат и на другой факультет перевелся. Криогенного машиностроения.