Конь с санями
Парадокс, но чем больше халявного спирта тебе доступно, тем меньше риска спиться (хм, хорошая мысль, глубокая, надо развить при случае).
В нашей отдельной чукотской пограничной эскадрилье «самолетчики» просто купались в спирте, ибо Ан-26 оборудован жидкостной ПОС, технари из ИАС и ТЭЧ, регулярно его получали на «протирку тонким слоем» различной аппаратуры и техники, вертолетчики же видели его только по большим праздникам, и то только на 2 бортах (МТВ-шки), остальные – на Т-шках его не получали ни капли. Распределение же любителей спиртосодержащих жидкостей по этим категориям шло с точностью до наоборот. Самолетчики древо пьянства изредка поливали, технари его удобряли и окучивали, а у вертолетчиков оно расцвело и заколосилось так, что просто караул. Редкие санитарные вырубки со стороны командования части (в большинстве, тоже пилотов «тарахтелок») этого древа в среде вертолетчиков результата не давали. Скорее наоборот, отсечение отдельных ветвей способствовало большей кудрявости кроны.
Ярчайшим представителем сплоченной (спаянной, в смысле споенной) семьи алканавтов был старший лейтенант Боря… мнэ-э-э, ну-у-у… скажем, Плющ (тоже 4 буквы, но непохоже, вдруг он еще служит, или его знакомые прочтут). Был Боря лысоват, невысок, кривоног, тонкостью техники пилотирования тоже не отличался. Серое вещество мозга под влиянием выпитого на глазах усыхало и временами билось о стенки просторной черепной коробки, причиняя неимоверные мучения окружающим. Самому-то Боре было все как с гуся вода. За его многочисленные пьяные художества суждено было быть ему вечным старлеем в должности командира Ми-8. Даже и в командиры бы он не попал и влачил бы существование вечного летчика-штурмана до очередного залета, если бы не лохматая лапа где-то в высших пограничных кругах. Была у Бори красавица-жена пухленькая и соблазнительная брюнетка Марина, работавшая в строевом отделе. И почти каждый день по возвращении «с работы» (подшофе, естественно) Борис закатывал ей сцены ревности с криками, скандалами, ломанием подвернувшихся предметов, после которых Маринка щеголяла по штабу сине-фиолетовыми разводами на лице и прочих соблазнительных частях тела. Зная о его слабостях и полном отсутствии чувства юмора, сопитухи постоянно доводили Борю своими шуточками и подколами до верхнего градуса, и в таком виде отправляли домой. Юмористы, блин.
Вот в один из таких скандальных вечеров Борис пометав предметы, поорав и поколотив жену, набил ее вещами два чемодана и со словами: «Выметайся, б. и иди куда хочешь, на…», — выставил их за дверь. После чего продолжил разборки, поскольку Маринка выметаться наотрез отказалась. Через часок, когда Борю уже сморило от водки и крика, милые, побранившись, замирились. Марина пошла на кухню а Боря – за чемоданами. Чемоданов уже не было. Потом их так и не нашли, вещей тоже.
Вот такой вот типаж стоял перед Масленицей дежурным по части. Звонит командир: «Боря, привет. Завтра праздник, позвони, пусть коня помоют, в санки запрягут, и завтра в 10 утра пусть стоит у казармы, детей будет катать». Воспаленный алкогольным воздержанием Борин мозг не смог адекватно переварить информацию и вместо звонка на подхоз, набрал номер прапорщика Юры Черноконь (в просторечии просто «Конь»). «Юра, звонил командир, велел тебе завтра помыться, побриться, взять санки и в 10 утра чтоб ты уже топтал возле казармы, чего-то перевезти надо».
Утро выдалось морозным, солнечным и ясным. В 9.30 сильно озадаченный но чисто выбритый и подмытый Черноконь с санками курил под окнами казармы. Без 10 минут 10 со стороны штаба подошел командир, поздоровался с преданно смотрящим в глаза Юрой. Тоже закурил, отошел в сторону, провожаемый задумчивым взглядом Черноконя. Через 20 минут командир накурился, нагулялся, коня с санями не было. «Юра, будь другом, поднимись в казарму, пусть Плющ позвонит на подхоз, спросит где… (командир начинает прозревать) …конь, (переводит взгляд на Юрины санки) … с санями. Ну, Боря, ну сукин сын!»
Катание состоялось, но часом позже и на немытом коне.
В нашей отдельной чукотской пограничной эскадрилье «самолетчики» просто купались в спирте, ибо Ан-26 оборудован жидкостной ПОС, технари из ИАС и ТЭЧ, регулярно его получали на «протирку тонким слоем» различной аппаратуры и техники, вертолетчики же видели его только по большим праздникам, и то только на 2 бортах (МТВ-шки), остальные – на Т-шках его не получали ни капли. Распределение же любителей спиртосодержащих жидкостей по этим категориям шло с точностью до наоборот. Самолетчики древо пьянства изредка поливали, технари его удобряли и окучивали, а у вертолетчиков оно расцвело и заколосилось так, что просто караул. Редкие санитарные вырубки со стороны командования части (в большинстве, тоже пилотов «тарахтелок») этого древа в среде вертолетчиков результата не давали. Скорее наоборот, отсечение отдельных ветвей способствовало большей кудрявости кроны.
Ярчайшим представителем сплоченной (спаянной, в смысле споенной) семьи алканавтов был старший лейтенант Боря… мнэ-э-э, ну-у-у… скажем, Плющ (тоже 4 буквы, но непохоже, вдруг он еще служит, или его знакомые прочтут). Был Боря лысоват, невысок, кривоног, тонкостью техники пилотирования тоже не отличался. Серое вещество мозга под влиянием выпитого на глазах усыхало и временами билось о стенки просторной черепной коробки, причиняя неимоверные мучения окружающим. Самому-то Боре было все как с гуся вода. За его многочисленные пьяные художества суждено было быть ему вечным старлеем в должности командира Ми-8. Даже и в командиры бы он не попал и влачил бы существование вечного летчика-штурмана до очередного залета, если бы не лохматая лапа где-то в высших пограничных кругах. Была у Бори красавица-жена пухленькая и соблазнительная брюнетка Марина, работавшая в строевом отделе. И почти каждый день по возвращении «с работы» (подшофе, естественно) Борис закатывал ей сцены ревности с криками, скандалами, ломанием подвернувшихся предметов, после которых Маринка щеголяла по штабу сине-фиолетовыми разводами на лице и прочих соблазнительных частях тела. Зная о его слабостях и полном отсутствии чувства юмора, сопитухи постоянно доводили Борю своими шуточками и подколами до верхнего градуса, и в таком виде отправляли домой. Юмористы, блин.
Вот в один из таких скандальных вечеров Борис пометав предметы, поорав и поколотив жену, набил ее вещами два чемодана и со словами: «Выметайся, б. и иди куда хочешь, на…», — выставил их за дверь. После чего продолжил разборки, поскольку Маринка выметаться наотрез отказалась. Через часок, когда Борю уже сморило от водки и крика, милые, побранившись, замирились. Марина пошла на кухню а Боря – за чемоданами. Чемоданов уже не было. Потом их так и не нашли, вещей тоже.
Вот такой вот типаж стоял перед Масленицей дежурным по части. Звонит командир: «Боря, привет. Завтра праздник, позвони, пусть коня помоют, в санки запрягут, и завтра в 10 утра пусть стоит у казармы, детей будет катать». Воспаленный алкогольным воздержанием Борин мозг не смог адекватно переварить информацию и вместо звонка на подхоз, набрал номер прапорщика Юры Черноконь (в просторечии просто «Конь»). «Юра, звонил командир, велел тебе завтра помыться, побриться, взять санки и в 10 утра чтоб ты уже топтал возле казармы, чего-то перевезти надо».
Утро выдалось морозным, солнечным и ясным. В 9.30 сильно озадаченный но чисто выбритый и подмытый Черноконь с санками курил под окнами казармы. Без 10 минут 10 со стороны штаба подошел командир, поздоровался с преданно смотрящим в глаза Юрой. Тоже закурил, отошел в сторону, провожаемый задумчивым взглядом Черноконя. Через 20 минут командир накурился, нагулялся, коня с санями не было. «Юра, будь другом, поднимись в казарму, пусть Плющ позвонит на подхоз, спросит где… (командир начинает прозревать) …конь, (переводит взгляд на Юрины санки) … с санями. Ну, Боря, ну сукин сын!»
Катание состоялось, но часом позже и на немытом коне.