Байки
Он шел по Красной площади. Его настроение было просто замечательным:
мало того, что он шел по Красной площади, неся в кармане долгожданный
российский паспорт, так еще и штамп "о регистрации" в этом паспорте мог
вызвать легкий ступор у любого москвича. Он шел, выискивая взглядом,
какого-либо завалящего милиционера, желающего проверить его регистрацию,
– пусть еще хоть кто-нибудь улыбнется этой шутке.
Шутить он любил. Не то чтобы судьба располагала его к шуткам, скорее она
сама шутила над ним по-черному. В юности, окончив пермский строительный
техникум, он уехал по распределению в Узбекистан. Тогда же, что в Перми,
что в Узбекистане была одна советская власть, только в Узбекистане
теплее и яблок больше. Работал он там до пятидесяти лет – по служебной
лестнице до главного инженера строительного треста поднялся. Женился,
квартиру получил, когда дочь родилась, дачу какую-никакую построил, сад
вырастил. Только тут советская власть вместе Советским Союзом кончилась.
Неожиданно. И стал он в Узбекистане не нужен. Не нужен, до такой
степени, что зарезать обещали, если не уедет. Так и уехали, оставив все
нажитое. Хотя ехать-то, по большому счету и некуда было: ни друзей, ни
родни в России не было. Года полтора мыкались беженцами. Пермь, Пенза, в
конце концов, в Уфе работа подвернулась. Не главным инженером, конечно.
Разнорабочим. Ну, и это ничего: во-первых, он за полгода из
разнорабочего начальником участка стал, а, во-вторых, жилье все-таки –
сначала прям на объекте, потом общежитие квартирного типа, потом дом
собственный в поселке Москово построил: стройматериалами фирма помогла,
а строил-то сам, конечно. Так и жил, и шутил, естественно, постоянно,
характер такой – ничем не сломаешь.
Внуки с ним жили. Он, тогда, чтобы настроение жене поднять,
внуку-первокласснику старую байку рассказал, как служил в годы
гражданской войны на секретной подводной лодке. И как ходила та
подводная лодка по подземным рекам Урала, помогая Чапаеву громить
Колчака и Корнилова, тоже рассказал. Посмеялись. Он же не думал, что
внук это в школе перескажет. Учительнице. А она к ним домой придет,
правду о гражданской войне послушать.
Эт ничего еще. Зимой решил семью свежей рыбкой побаловать, сел на свой
УАЗ и поехал на речку Белую с притоками и старицами рыбаков искать.
Купил два ведра разной рыбы. Только, когда обратно возвращался, колесо
пробил, аккурат напротив болотца одного, большого, но мелкого,
сантиметров сорок воды – зимой насквозь промерзает. Кузов открыл,
запаску достал – меняет. Тут его другие рыбаки нашли, они, неместные,
место искали, где клюет лучше. Остановились рядом, рыбу в кузове
увидели, и спрашивают, где наловил, мол. Он и показал на то болотце.
Рыбачки по льду метров на сорок от дороги отошли, разложились, и бурить
начали. А он колесо еще быстрее менять начал.
- Слышь, мужик, - говорят ему рыбаки, - ты точно здесь ловил? А то мы
уже до земли добурились, а воды нет еще.
- Неее, не здесь, вы еще метров на сто отойдите, - он им ответил, - а
то вдруг догоните.
Последние слова он, правда, не очень громко сказал. Пробитое колесо
только в кузов закинул и уехал. Не знаю, как те рыбаки, а все смеялись,
когда он рассказывал.
А еще, два соседа, заядлых охотника, ему пять ночей участок сторожили с
ружьями. Он им сказал, что на простые петли восемнадцать зайцев, за одну
ночь, на том участке, "взял". И зайцев ведь показал, что интересно. Они
же не знали, что он этих зайцев у других охотников "занял", на день
всего, похвастаться. Соседи, конечно, обиделись, но сами и посмеялись
потом, когда он для примирения два литра белой выставил.
Ну, вот и милиция показалась, на Красной площади без регистрации долго
не погуляешь: "Предъявите, - говорят, - Вашу регистрацию, гражданин". Он
паспорт посмотреть отдал – очень ему интересно было, как они
отреагируют. Соседи по купе в поезде очень уж смеялись, когда он им
паспорт показывал. Там, в паспорте, так и написано: "зарегистрирован по
адресу…". И штамп стоит: "Московский сельсовет". Поселок-то – "Москово"
назывался.
Впрочем, поселок и сейчас так называется. Дома у него только теперь там
нет. Он его продал. Продал, через шесть лет после поездки в Москву. За
год до этого опухоль у него нашли. Почку вырезали. Не помогло только.
Когда врачи сказали, что жить ему месяц осталось, он дом и продал.
Квартиру дочери в Пензе купил. На своем характере прожил там не месяц –
год еще. Я его за месяц до смерти видел. Он и тогда шутил, сам не
смеялся только - больно было смеяться.
мало того, что он шел по Красной площади, неся в кармане долгожданный
российский паспорт, так еще и штамп "о регистрации" в этом паспорте мог
вызвать легкий ступор у любого москвича. Он шел, выискивая взглядом,
какого-либо завалящего милиционера, желающего проверить его регистрацию,
– пусть еще хоть кто-нибудь улыбнется этой шутке.
Шутить он любил. Не то чтобы судьба располагала его к шуткам, скорее она
сама шутила над ним по-черному. В юности, окончив пермский строительный
техникум, он уехал по распределению в Узбекистан. Тогда же, что в Перми,
что в Узбекистане была одна советская власть, только в Узбекистане
теплее и яблок больше. Работал он там до пятидесяти лет – по служебной
лестнице до главного инженера строительного треста поднялся. Женился,
квартиру получил, когда дочь родилась, дачу какую-никакую построил, сад
вырастил. Только тут советская власть вместе Советским Союзом кончилась.
Неожиданно. И стал он в Узбекистане не нужен. Не нужен, до такой
степени, что зарезать обещали, если не уедет. Так и уехали, оставив все
нажитое. Хотя ехать-то, по большому счету и некуда было: ни друзей, ни
родни в России не было. Года полтора мыкались беженцами. Пермь, Пенза, в
конце концов, в Уфе работа подвернулась. Не главным инженером, конечно.
Разнорабочим. Ну, и это ничего: во-первых, он за полгода из
разнорабочего начальником участка стал, а, во-вторых, жилье все-таки –
сначала прям на объекте, потом общежитие квартирного типа, потом дом
собственный в поселке Москово построил: стройматериалами фирма помогла,
а строил-то сам, конечно. Так и жил, и шутил, естественно, постоянно,
характер такой – ничем не сломаешь.
Внуки с ним жили. Он, тогда, чтобы настроение жене поднять,
внуку-первокласснику старую байку рассказал, как служил в годы
гражданской войны на секретной подводной лодке. И как ходила та
подводная лодка по подземным рекам Урала, помогая Чапаеву громить
Колчака и Корнилова, тоже рассказал. Посмеялись. Он же не думал, что
внук это в школе перескажет. Учительнице. А она к ним домой придет,
правду о гражданской войне послушать.
Эт ничего еще. Зимой решил семью свежей рыбкой побаловать, сел на свой
УАЗ и поехал на речку Белую с притоками и старицами рыбаков искать.
Купил два ведра разной рыбы. Только, когда обратно возвращался, колесо
пробил, аккурат напротив болотца одного, большого, но мелкого,
сантиметров сорок воды – зимой насквозь промерзает. Кузов открыл,
запаску достал – меняет. Тут его другие рыбаки нашли, они, неместные,
место искали, где клюет лучше. Остановились рядом, рыбу в кузове
увидели, и спрашивают, где наловил, мол. Он и показал на то болотце.
Рыбачки по льду метров на сорок от дороги отошли, разложились, и бурить
начали. А он колесо еще быстрее менять начал.
- Слышь, мужик, - говорят ему рыбаки, - ты точно здесь ловил? А то мы
уже до земли добурились, а воды нет еще.
- Неее, не здесь, вы еще метров на сто отойдите, - он им ответил, - а
то вдруг догоните.
Последние слова он, правда, не очень громко сказал. Пробитое колесо
только в кузов закинул и уехал. Не знаю, как те рыбаки, а все смеялись,
когда он рассказывал.
А еще, два соседа, заядлых охотника, ему пять ночей участок сторожили с
ружьями. Он им сказал, что на простые петли восемнадцать зайцев, за одну
ночь, на том участке, "взял". И зайцев ведь показал, что интересно. Они
же не знали, что он этих зайцев у других охотников "занял", на день
всего, похвастаться. Соседи, конечно, обиделись, но сами и посмеялись
потом, когда он для примирения два литра белой выставил.
Ну, вот и милиция показалась, на Красной площади без регистрации долго
не погуляешь: "Предъявите, - говорят, - Вашу регистрацию, гражданин". Он
паспорт посмотреть отдал – очень ему интересно было, как они
отреагируют. Соседи по купе в поезде очень уж смеялись, когда он им
паспорт показывал. Там, в паспорте, так и написано: "зарегистрирован по
адресу…". И штамп стоит: "Московский сельсовет". Поселок-то – "Москово"
назывался.
Впрочем, поселок и сейчас так называется. Дома у него только теперь там
нет. Он его продал. Продал, через шесть лет после поездки в Москву. За
год до этого опухоль у него нашли. Почку вырезали. Не помогло только.
Когда врачи сказали, что жить ему месяц осталось, он дом и продал.
Квартиру дочери в Пензе купил. На своем характере прожил там не месяц –
год еще. Я его за месяц до смерти видел. Он и тогда шутил, сам не
смеялся только - больно было смеяться.