Сидят в гримерке две актрисы, старые приятельницы. Одна (томно, пудрясь): - Ах, милочка, что за страшный сон мне нынче привидился... Другая: - Ах, расскажи ж... Первая: - Значит, снится мне, милочка, что я скончалась, попадаю на тот свет. И видится мне дорога, и развилка - к раю и аду. Я, конечно, в рай, а мне апостол Павел и говорит: "Куда ж вы, милочка, вы ж были актрисой, лицедействовали всю жизнь... Вам в ад, милочка..." А его и прошу, мол, хоть глазком, хоть пол-глазком на рай бы взглянуть. Допустил меня апостол Павел к щелочке в заборе райском. Вижу - кущи, птички поют, благолепие. Вдруг, гляжу - ты, милочка, гуляешь, песенки напеваешь, цветочки собираешь. Я к апостолу - говорю, мол, как же так, ведь она тоже актриса, тоже лицедействовала. А апостол Павел и говорит в ответ: "Да разве ж она актриса..."

История, которую я хочу вам поведать, совершенно реальная. Она произошла в Ташкенте, в послевоенные годы. Дело было в Ташкентском театре. Там ставили спектакль по новелле Проспера Мериме "Таманго". В ней рассказывается, как рабы-негры под предводительством отважного Таманго захватили корабль рабовладельца, на котором их везли. Подпилив напильником свои цепи, они по сигналу Таманго сбросили цепи и перебили белых. Дальше было тоже много интересного, но для нашей истории это не важно. А дело было в том, что режиссеру захотелось, чтобы в спектакле был живой попугай, желательно говорящий. Попугая у кого-то достали, но все попытки заставить его говорить провалились - попугай не...

Однажды писатель Бернард Шоу пришёл в театр, но опоздал к началу спектакля. Его попросили пройти в ложу и сесть тихо на своё место. — А что, зрители уже спят? — спросил Шоу.