Байки
У меня под домом кулинария. Я уже рассказывал, там продают кишечные инфекции, недорого и с соусом. Всем постоянным клиентам, кто год питается и выжил, в подарок язва всего пищеварительного тракта. Я бы туда не ходил. Но Люся бывает жыстокой, как динозавр, говорит обидные гадости. Например, что Рокфеллер зарабатывает больше. Такое пережить невозможно и я отказался ужинать её супом. Тем самым дал понять, кто в семье художник, а кто сатрап и сумасброд женскаго полу.
Вы не представляете, как приятно быть одиноким мужчиной в продуктовом магазине. Особенно, если берёшь сентиментальные кефир и полуготовые шницеля. Ах, как все сопереживают в ваш позвоночник, от достоинства звенящий!
Конечно не все так просто. Надо ещё уметь дрогнуть голосом, произнося:
- Три голубца, пожалуйста.
И улыбнуться миру устало и снисходительно.
Разрушительная мощь этого приёма огромна. В нём больше нецелованного вдовства, чем во всех романах Шарлотты Бронте вместе взятых.
Чуткая очередь вздыхает выразительно, даже поскуливает. Будь эта очередь женской сборной по пляжному волейболу, я б на ней женился, ей богу. Настолько мы друг другу симпатичны. Но пляжных волейболисток ещё с детства раскупают и сторожат потом с доберманами и евнухами. В очереди клубятся одни метательницы молота и ядер, недефицитные с детства. Каждая по шесть евнухов за раз душит одной левой. Я стесняюсь таким женщинам предлагать серьёз.
Обычно продавщица радеет обо мне, будто лесничий о ценном изюбре:
- Не берите блинчики, мужчина, возьмите строганов, он свежее.
Бровями взмахнёт как птеродактиль и ударение сделает:
- Свежее он!
И сразу понятно: блинчики сулят сыпь, удушье, долгую агонию, а свежий строганов - лишь весёлую беготню по коридору, к сортиру и назад.
Так всегда было. А тут продавщица ничего не сказала. Только посмотрела в глаза долго, как бы прощаясь. И промолчала.
И конечно, это оказались быстродействующие голубцы улучшенной конструкции. С мега-злыми внутри микробами.
Вьетнамцы саранчу некипячёную лопают, пауков немытых прямо с грядки, и ничего. А мне желудок сказал что всё, он подаёт на развод, он потратил на меня молодость, с него довольно, дальше я могу есть во что хочу. Сложил в чемодан селезёнку, печень и стал искать в организме окно, чтобы выпрыгнуть и убиться.
Я знаю подход к тем, кто потратил на меня молодость и не решается потратить старость. Таким быстро надо наобещать что-нибудь важное, без чего не выжить. И я пообещал желудку колечко с синим камушком. И может даже туфельки. Желудок твёрдо решил пенсионерить вне меня, и я размахался аж до шубки.
А Люся такая девушка, про колечко слышит сквозь всё – сквозь сон, три кирпичных стены и шум водопада. А про шубку прямо из мыслей считывает с другого конца галактики.
Берусь, говорит, образумить твоё пищеварение. Со скидкой. Всего за туфельки. И дала мне таблетку. И целебного супа с фрикадельками.
Это стал самый дорогой суп в моей жизни. Но и самый полезный, в смысле образования. Я с тех пор необидчивый, как Будда, осмотрительный как Одиссей и бедный как Рокфеллер.
Вы не представляете, как приятно быть одиноким мужчиной в продуктовом магазине. Особенно, если берёшь сентиментальные кефир и полуготовые шницеля. Ах, как все сопереживают в ваш позвоночник, от достоинства звенящий!
Конечно не все так просто. Надо ещё уметь дрогнуть голосом, произнося:
- Три голубца, пожалуйста.
И улыбнуться миру устало и снисходительно.
Разрушительная мощь этого приёма огромна. В нём больше нецелованного вдовства, чем во всех романах Шарлотты Бронте вместе взятых.
Чуткая очередь вздыхает выразительно, даже поскуливает. Будь эта очередь женской сборной по пляжному волейболу, я б на ней женился, ей богу. Настолько мы друг другу симпатичны. Но пляжных волейболисток ещё с детства раскупают и сторожат потом с доберманами и евнухами. В очереди клубятся одни метательницы молота и ядер, недефицитные с детства. Каждая по шесть евнухов за раз душит одной левой. Я стесняюсь таким женщинам предлагать серьёз.
Обычно продавщица радеет обо мне, будто лесничий о ценном изюбре:
- Не берите блинчики, мужчина, возьмите строганов, он свежее.
Бровями взмахнёт как птеродактиль и ударение сделает:
- Свежее он!
И сразу понятно: блинчики сулят сыпь, удушье, долгую агонию, а свежий строганов - лишь весёлую беготню по коридору, к сортиру и назад.
Так всегда было. А тут продавщица ничего не сказала. Только посмотрела в глаза долго, как бы прощаясь. И промолчала.
И конечно, это оказались быстродействующие голубцы улучшенной конструкции. С мега-злыми внутри микробами.
Вьетнамцы саранчу некипячёную лопают, пауков немытых прямо с грядки, и ничего. А мне желудок сказал что всё, он подаёт на развод, он потратил на меня молодость, с него довольно, дальше я могу есть во что хочу. Сложил в чемодан селезёнку, печень и стал искать в организме окно, чтобы выпрыгнуть и убиться.
Я знаю подход к тем, кто потратил на меня молодость и не решается потратить старость. Таким быстро надо наобещать что-нибудь важное, без чего не выжить. И я пообещал желудку колечко с синим камушком. И может даже туфельки. Желудок твёрдо решил пенсионерить вне меня, и я размахался аж до шубки.
А Люся такая девушка, про колечко слышит сквозь всё – сквозь сон, три кирпичных стены и шум водопада. А про шубку прямо из мыслей считывает с другого конца галактики.
Берусь, говорит, образумить твоё пищеварение. Со скидкой. Всего за туфельки. И дала мне таблетку. И целебного супа с фрикадельками.
Это стал самый дорогой суп в моей жизни. Но и самый полезный, в смысле образования. Я с тех пор необидчивый, как Будда, осмотрительный как Одиссей и бедный как Рокфеллер.
Байки
На одной из кафедр (не скажу какой) ростовского университета работал
лет эдак 15 назад (может еще и щас тянет) один очень-очень древний
профессор-старпер, лет под 80, преподавал тоже не скажу что,
но сдать это что-то было оч-ч-ч-чень невозможно вплоть до пересдач
целыми группами. Однако, была у него одна странная для преподавателя
такого сорта особенность: он свободно давал списывать откуда хочешь:
приноси с собой любые шпоры, лекции, открывай учебники и списывай,
сдирай у соседа - ему по барабану. Поначалу считали, что просто
не замечает - старенький ведь. Но зрение у него было отменное, несмотря
на возраст. Как-то раз кто-то рискнул его спросить, мол, почему вы
позволяете вот так беспардонно сдирать на экзаменах. Его объяснение
потом еще лет пять цитировалось восторженным шепотом (а может, и до сих
пор цитируется): понимаете, говорит, если я вам запрещу сдирать
со шпор, вы все равно будете сдирать. При этом, говорит, вся
женская половина будет доставать шпаргалки из-под юбок. Зрение у
меня, говорит, вы сами знаете - хорошее, Я это все буду видеть,
а мне в моем возрасте ЭТО УЖЕ НЕЛЬЗЯ!
лет эдак 15 назад (может еще и щас тянет) один очень-очень древний
профессор-старпер, лет под 80, преподавал тоже не скажу что,
но сдать это что-то было оч-ч-ч-чень невозможно вплоть до пересдач
целыми группами. Однако, была у него одна странная для преподавателя
такого сорта особенность: он свободно давал списывать откуда хочешь:
приноси с собой любые шпоры, лекции, открывай учебники и списывай,
сдирай у соседа - ему по барабану. Поначалу считали, что просто
не замечает - старенький ведь. Но зрение у него было отменное, несмотря
на возраст. Как-то раз кто-то рискнул его спросить, мол, почему вы
позволяете вот так беспардонно сдирать на экзаменах. Его объяснение
потом еще лет пять цитировалось восторженным шепотом (а может, и до сих
пор цитируется): понимаете, говорит, если я вам запрещу сдирать
со шпор, вы все равно будете сдирать. При этом, говорит, вся
женская половина будет доставать шпаргалки из-под юбок. Зрение у
меня, говорит, вы сами знаете - хорошее, Я это все буду видеть,
а мне в моем возрасте ЭТО УЖЕ НЕЛЬЗЯ!