Байки
Как Анька ездила в Париж
У всех, кто в Риге жил, обязательно сыщется пара мореходных собутыльников в анамнезе. У Аньки нашёлся целый капитан сухогруза. Он сказал:
- За два жыстоких поцелуя довезу до Дании. Дальше автобус бегает.
Тут с Анькой случился приступ воображения. Ей привиделось, как большой корабль входит в порт, а на палубе, в чём-то белом и летящем, стоит она. В кружевной шляпе с полями самых восхитительных размеров.
И всё. Ей стало неважно кого плыть и куда целовать. Ей захотелось моря.
Сухогруз оказался антикварной калошей, сыном порочной страсти самовара и стиральной машины. Он не тонул оттого лишь, что море не хотело принять в себя такое уродство. Океан активно отторгал эту гадость. Энергию отторжения сей внук таза и кочерги преобразовывал в поступательное движение. Непостижимым образом, вопреки законам богонравия, Франкенштей плыл.
Копенгаген забоялся их впускать. Целую неделю они скакали в волнах у Доггер-Банки. Официально если, пережидали шторм. На самом же деле, датчане надеялись, что монстр утонет и у датских грузчиков не будет культурного шока.
Анька всю неделю пробовала топиться и никак не могла запомнить, что зад не пролазит в иллюминатор. В день седьмой уже и пролез бы, но Анька глянула в зеркало и передумала. Её суицидальная решимость сменилась решимостью блистать вопреки убогому антуражу.
Первый раз в жизни она весила пятьдесят кг. на сто семьдесят см., у неё была шляпа и на траверзе ГамлЕт. И Анька надела кружева, и вышла на палубу. И сразу кончился шторм, и датчане, увидав её в бинокль, устыдились своих страхов.
Это было очень красиво. Её зелёное лицо приятно оттеняла белая шляпа, и вся она, подобная ангелу, как бы напоминала местным биндюжникам, что даже в самой промасленной и неприглядной железяке водится живая душа.
Это я вот к чему:
Незабудкина! Хоть я небритый сантехник, а ты целый редактор новостей, вечер нашей факинг годовщины ты могла бы провести дома, а не со своими
факинг-подругами.
P.s. Прости меня, Господи.
У всех, кто в Риге жил, обязательно сыщется пара мореходных собутыльников в анамнезе. У Аньки нашёлся целый капитан сухогруза. Он сказал:
- За два жыстоких поцелуя довезу до Дании. Дальше автобус бегает.
Тут с Анькой случился приступ воображения. Ей привиделось, как большой корабль входит в порт, а на палубе, в чём-то белом и летящем, стоит она. В кружевной шляпе с полями самых восхитительных размеров.
И всё. Ей стало неважно кого плыть и куда целовать. Ей захотелось моря.
Сухогруз оказался антикварной калошей, сыном порочной страсти самовара и стиральной машины. Он не тонул оттого лишь, что море не хотело принять в себя такое уродство. Океан активно отторгал эту гадость. Энергию отторжения сей внук таза и кочерги преобразовывал в поступательное движение. Непостижимым образом, вопреки законам богонравия, Франкенштей плыл.
Копенгаген забоялся их впускать. Целую неделю они скакали в волнах у Доггер-Банки. Официально если, пережидали шторм. На самом же деле, датчане надеялись, что монстр утонет и у датских грузчиков не будет культурного шока.
Анька всю неделю пробовала топиться и никак не могла запомнить, что зад не пролазит в иллюминатор. В день седьмой уже и пролез бы, но Анька глянула в зеркало и передумала. Её суицидальная решимость сменилась решимостью блистать вопреки убогому антуражу.
Первый раз в жизни она весила пятьдесят кг. на сто семьдесят см., у неё была шляпа и на траверзе ГамлЕт. И Анька надела кружева, и вышла на палубу. И сразу кончился шторм, и датчане, увидав её в бинокль, устыдились своих страхов.
Это было очень красиво. Её зелёное лицо приятно оттеняла белая шляпа, и вся она, подобная ангелу, как бы напоминала местным биндюжникам, что даже в самой промасленной и неприглядной железяке водится живая душа.
Это я вот к чему:
Незабудкина! Хоть я небритый сантехник, а ты целый редактор новостей, вечер нашей факинг годовщины ты могла бы провести дома, а не со своими
факинг-подругами.
P.s. Прости меня, Господи.