Однажды, будучи юн, пьян и шатен, я провёл ночь в обнимку с кульком помидоров и гомосесуально настроеным боцманом. И хоть боцман был настойчиво мил, юношескую свою девственность я сберёг. И у меня по-прежнему не растрачен тот самый один раз, который можно рифмовать со словами унитаз, пяткой в глаз или другими, на выбор поэта. А теперь я расскажу о своей любви к помидорам. Помидор – отец, мать и дух святой семейства паслёновых. Его яркий цвет бу-бу-бу, а сочная мякоть тра-ля-ля. Покажите того, кто не купил бы крымских томатов породы «красный бегемот» по пути с работы за рупь у бабуськи. Проводите меня к тому мерзавцу, я его убью взглядом за растрату вкуса к жизни. - Заверните все – сказал я, прихохатывая по-Шаляпински. Бабуля долго лепила кулёк, я притворялся что не думаю постоянно о сексе с Натальей, проживающей в г. Севастополь, ул. Комммунаров 5. Город кутался в сумерки, река жизни несла мимо половозрелых старшеклассниц. Меж тем, мою баню закрыли и ключ не положили под мусорник. И мне стало негде ночевать. На вашем месте я бы тоже ничего не понял, поэтому объясняю как себе: В Москву на фестивали капиталисты возят новые киноленты. Ночью, когда комиссия по авторским правам спит, киномеханики копируют свежих Бессонов с Верховенами и пускают в ход по свету. И вот, весною, в час небывало жаркого заката, на перроне в г.Севастополь появился один незнакомец, в шортах. Это был я. При мне были кофры с ворованным «Роботом-полицейским» на оригинальном языке роботов-полицейских. Назывался я тогда «Вячеслав, переводчик из Риги». Я знал этот фильм наизусть и делал закадровый перевод прямо в кинотеатре. При том был шатен, юн и в шортах. Все меня страшно уважали. И поселили в бане, на тахте, из пиетета и экономии. Через шесть недель жизни в сауне я стал чище, чем снег на Джомолунгме. Приходил с сеансов, доставал из-под мусорника ключ и всё было хорошо. Но однажды, кто-то мытый и нетрезвый унёс ключ. А я не успел, из-за помидоров. И куда позвонить не знал. Половину моей головы занимал текст к фильму «робокоп», состоящий из идиомы «фак ю» в 180-ти вариантах перевода. Ещё полголовы было отведено под Наташку с ул. Коммунаров 5. Телефон Варвары-ключницы в голове не поместился. Я пришёл и стал угрожать двери жёстким сексом. Я принципиально хотел спать внутри, а не снаружи. Если 250 раз посмотреть фильм робокоп, то гулять не хочется никогда. Более того, от взгляда на кусты в мозг приходит ассоциация «поспать», а не «насрано», как должно быть. Ещё я хотел забросать ментов помидорами, чтобы выспаться у них там. Но ментов нигде не было. Наверое, все они боятся шатенов с помидорами и прячутся, едва завидев. - Эй, паренёк! – обратился ко мне монумент со скамейки. Я 16 раз прошёл мимо него и был уверен, что он - изваяние, а не живой мужчина. - Не подскажите, который час? – я издалека начал рассказ о том, как хочу спать и согласен на раскладушку в корридоре. - Жевачку хочешь? – спросил командор, демонстрируя, что не уступает мне в мастерстве вести осмысленные, логически выверенные беседы. - Мне ночевать негде – ответил я очень завуалировано, даже эзоповым языком. - У меня ликёр есть. Банановый. – мужчина оказался блестящим собеседником и немножко поэтом. Мы выпили ликёр тут же на скамейке. К себе мой новый друг меня не пригласил. Зато позвал осмотреть спортивную мазду в гараже. Представился боцманом, намекая, что жевачка, ликёр и мазда – всё ОТТУДА. До утра я был совершенно свободен. И мы пошли в гараж. По пути купили у таксиста водки. Там, где галька до икоты зацелована волной, где перезрелая луна стекает на гаражи чем-то белым-сладострастным-нехорошим, он решился мной овладеть. Он не рвал на мне ночнушек зубами и не ревел минотавром, пугая собак и военных моряков. Мой ухажёр был тих и застенчив. - Садись – и распахнул мазду, будто Копперфильд ту коробку, в которой одна за другой пропадают голые женщины. Сели. Выпили водки, съели по помидорке. Сошлись на том, что все бабы – дуры. - Пора - подумал друг и положил мне руку на плечо. Девочки, не верьте мужчинам, которые называют вас «паренёк». Эти гомункулусы совешенно не понимают в эрогенных зонах. Мой, представляете, полчаса ввинчивал мне палец под ухо, уверенный, что я щас стану с себя одежды срывать. Непорочный как зачатие, я всё ещё не понимал, зачем боцман так необоснованно ласков со мной. Уже водка кончилась, а я не понимал. Только когда он стал шептать мне в ухо восхитительные непристойности, до меня дошло, при чём тут жевачка, ликёр, иномарка и вот это гнусное ковыряние пальцем в шею. Против меня был применён гадкий мужланский набор «сними девчонку на проспекте». Мне стало горько и обидно за всех девушек, оставшихся на улице в шортах и вне бани. Как они всё-таки грубы с нами. Метелить бедного боцмана не хотелось. - Милый – сказал я ему – я не дорос до таких изысков. Втяни назад, пожалуйста, петипальцы, чтоб не вышло переломов. Милый втянул и как-то сник. - Ты ж говорил, все бабы дуры – обвинил он меня голосом раннего Лермонтова. Я возразил ему лекцией о принципах применения общих фраз в контексте полоролевых стереотипов, которые, декларируя противостояние Мэ и Жо, на деле оказываются лишь бравадой и способом не признать жизненную зависимость Нас от Них и наоборот. К концу лекции визави уснул. Я пожелал ему крепости в руках поутру, выбрался из гаражей и к шести утра доплутал до кинотеатра, где и сам уснул, составив столики открытого кафе в огромную кровать. Из уважения к моему перегару и должности меня не будили до начала сеанса. Всё-таки не алкаш какой, а Вячеслав, переводчик из Риги. - Кинокампания Парамаунт представляет – сказал я залу голосом болотного дракона. - Какой знойный переводчик – подумал зал.

Полупустой вагон метро, напротив друг друга сидят благообразная интеллигентная старушка, и расклячившаяся девица в мини, но с расставленными по мужски ногами. Естественно, боковым зрением весь вагон это "мини" просек, поэтому когда на одной из станций вагон задержался, в наступившей тишине все до единого услышали негромкий и по-доброму укоризненный голос старушки, привставшей со своего места, и чуть наклонившейся к девице: "Девушка, подмываться надо чаще, а не проветривать". Как по сценарию, сразу после этих слов двери захлопываются, бабушка с совершенно невозмутимым лицом садится на место, а пассажиры начинают подхихикивать, причем все сильнее и сильнее, так что на следующей остановке девица вылетела из вагона уже под общий хохот.

Еду как-то электричкой на работу. Московские электрички вообще вещь. Ну и вот какой-то мужик, то ли со скуки, то ли спьяну, сидит и на весь вагон костерит евреев. И такие, и сякие, и всего наговорил. Бабка какая-то не выдержала и обругала его. - Ты, - говорит, - чего евреев ругаешь, ты же сам еврей! - Да, - отвечает он, - я еврей и поэтому все их жидовские штучки знаю!

Дело было в Израиле, где, как известно, любят побаловаться всяческой наркотой. Какая-то организация решила провести тусовку, на которой популярно объяснить молодежи "что такое хорошо". И пригласили крутых израильских репперов, от которых писают кипятком все подростки земли обетованной. Выходит, значит, вся тусовка на сцены и главный а-ля богдан титомир говорит: "Ребята! Наркотики - это плохо!" Подумал пару секунд и добавил фразу, от которой организаторы были в шоке: "НО ВЕДЬ ГАШИШ НЕ НАРКОТИК, ВЕРНО?!"

Шеф одного из моих знакомых, страшно богатый еврей по фамилии Либерзон, в прошлом профессор математики, а ныне бизнесмен преклонных лет. С присущей пожилым представителям данной нации скромностью и аскетизмом средством своего передвижения выбрал совершенно "убитые " внешне жигули шестой модели. И вот гонит он как-то по МКАДу километров под 120. Откуда ни возьмись - гаишник на патрульной машине: все чин-чинарем, сует под нос радар, мол, нарушаете гражданин Либерзон. Старый хрыч даже бровью не повел и говорит: вы что, ошалели? моя ласточка больше 80-и не ездит. Гаишник снова сует свой радар: мол, факты налицо. Но старик гундосит и продолжает гнуть свое: я бедный, машина плохая, и вообще все это грязная подстава. За препирательствами проходит минут десять, и под конец уже вконец заведшийся гаишник говорит: так садись в свою помойку, поехали, сейчас посмотрим, как она ездит. Либерзон садится за руль, трогается и начинает вяло так ехать. Гаишник орет: ты ж на газ не жмешь, жми, тебе говорю. Либерзон вынужденно начинает газовать. Они проезжают уже несколько километров, когда на спидометре стрелка доползает до 120 и гаишник удовлетворенно орет: вот видишь? а то говорил! тормози. Они останавливаются у обочины. "Ну ладно" - говорит Либерзон, - "что делать будем?" - "Ну-уууу" - начинает петь любимую песню гаишник. "Ладно, давайте выписывайте талончик". Гаишник радостно кивает и начинает хлопать себя по карманам. "А я их в машине оставил," - и он беспечно машет рукой в сторону оставшейся где-то далеко сзади гаишной машины. "А как же я вам штраф заплачу? Это же будет незаконно," - с ударением на последнем слове, подчеркнуто подозрительно и официально говорит Либерзон. Остатки счастливой улыбки еще не сползли с лица мента: "А вы что же, разве не отвезете меня назад?" - спрашивает гаишник. Либерзон невозмутимо: "Я бы с удовольствием вам помог, молодой человек, но здорово опаздываю, а мне в другую сторону." - "А как же я назад доеду?" - цепляясь за остатки надежды, спрашивает мент с дрожью в голосе. "А вы перелезьте через ограждение, на той стороне палочкой махните, кто-нибудь вас подвезет." Гаишник несколько секунд судорожно зглатывал, краснел и надувался. Но потом справился с собой и минут десять уссывался кипятком: "Ну, бля, отец! сколько работаю, первый раз меня так развели. Ну ты даешь!" Либерзон поехал дальше, а гаишник, получивший урок общения с еврейской профессурой, полез через МКАД ловить попутку.

Заяц и Крот нашли в лесу двустволку и давай ее рассматривать и вертеть. Крутили, крутили, и тут Заяц приставил дула к глазам, а Крот сослепу нажал на курки. Ба-бах !!! Зайцу башку оторвало, лежит тушка в луже крови, дергается в конвульсиях. Крот подходит к нему, потрогал лапой и говорит: - Да, Косой, тебе смешно, а я чуть не оглох...