я плохой художник и поэт говно и других талантов у меня полно

вёз коронавирус глеб издалека ну а что ещё нам ждать от дурака

как дела подруга ну же не таи верю и надеюсь хуже чем мои

по желудку к сердцу проложила путь главное случайно в печень не свернуть

1.

1.

1.

1.

1.

Мать хотела, чтобы Полина иссохла и состарилась над учебниками. Но у Полины к 18 годам выросло всё для поцелуя. Срочно хотелось применить. Мать возражала. Она сама прикрыла однажды глаза в поцелуе, а когда открыла - 20 лет куда-то делись. Полину сослали в Англию. Во фразе «языковой барьер» мать видела слово «барьер», в основном. А надо было - «языковой». И эта ошибка аналитического отдела стоила победы. Беседуя в одном баре о девичьей чести, Полина не смогла подобрать слов, вскочила на...

Интернет кончился. Во всем доме ни одной щепоти, как шаром прокатили. Телефон, планшет, модем. Нигде нету. А к нам в сельпо завезли недавно. Пошел в сельпо, купил полдесятка гигов. Иду обратно купленным интернетом помахиваю, значит. По дороге домик красного кирпича аккуратный, но немного недостроенный. Вокруг забор из коричневого профнастила с кирпичными столбиками. Слышно, что за забором кто-то щебень в бетономешалку сыпет лопатами. И два голоса с армянским акцентом слышно. Один другого учит работать: - Вот видишь, сынок, как я делаю? - Вижу. - Запоминаешь? - Запоминаю. - Запомни, сынок, так делать нельзя! Дальше чего-то по армянски было, я не разобрал.

Конечно, эта история могла произойти в любой другой электричке. Даже в Монинской могла. Но произошла именно в александровской и это уже говорит о многом. Электричка взяла курс на Александров. В последнем тамбуре третьего с головы вагона, лицом в Александров, спиной в Москву подпирал стенку обычного вида человек обычной наружности. Он ничем не выделялся бы из прочего стоящего в тамбуре пассажиропотока кабы не его разговорчивость. И не просто разговорчивость, а настырная разговорчивость обычного, но...