Приняли меня тот кон на завидовском посту. Без номеров я что ли ехал? Не помню уже, не важно. Было это ещё во времена, когда стольник служил индульгенцией от любого нарушения, а за пятихатку гаишник мог сплясать гопака. Приняли, и стали традиционно грузить. С таким мол нарушением, товарищ водитель, вы продолжать движение никак не можете. Сейчас мол мы составим протокол, и поедем в суд. А там штраф тысяч пять, и автомобиль на штрафстоянку. Я молчу. Они тоже, смотрят, выжидательно. Что ж мол вы молчите, гражданин? Давайте уже как-то двигаться в верном направлении. Я - а что говорить? Вы в своём праве. Действуйте согласно закона. А я уж приму удары судьбы стойко и смиренно. Виноват так виноват. В суд значит в суд. Хмурый старлей за стойкой вздохнул, неодобрительно покачал головой, снял трубку, и стал куда-то звонить. С целью как бы вызвать машину сопровождения. Что бы этапировать меня в органы правосудия. Двое их на посту было. Старлей этот, угрюмый и недобрый, и капитан, который в пику старлею лучился доброжелательностью и участием. Всё это укладывалось в традиционный сценарий. Поговорив по телефону, старлей положил трубку, неспеша подвинул к себе бланки протоколов, и ещё раз вопросительно на меня посмотрел. - Товарищ капитан, - проигнорировав его многозначительный взгляд, обратился я к старшему по званию, - Можно я тогда машину в тень отгоню? А то у меня там собака, сдохнет от жары, пока мы в суд ездим. Тем самым я заодно ещё раз обозначил свою полную законопослушность и покорность судьбе. Капитан кивнул и спросил. - Хорошая собака. Что за порода? - Черный терьер. - Не слыхал. Злая небось? - Как ягнёнок.
Я отогнал машину за боковую стенку поста, где солнце должно было появиться только к вечеру, и выпустил Сёму размять лапы. За постом, в тени, стояла собачья будка. Из будки торчала солидных размеров цепь, и таких же солидных размеров черный нос. На наше появление черный нос шмыгнул один раз, и больше никак не отреагировал. Было жарко, над асфальтом шоссе колыхалось марево, а в тени поста было хорошо, уютно, и прохладно. Я налил себе чай из термоса, и прикинул, на сколько ещё затянется процедура. Всё, что мне могли вменить по закону, укладывалось в пятьдесят рублей под протокол. Эту процедуру развода я знал как свои пять пальцев, и вся она сводилась исключительно в игре на нервах. Так что я неспеша допил чай, оставил двери машины нараспашку, чтоб проветрить салон, и вернулся на пост. - Ладно, товарищ водитель. - сказал капитан. - Только ради вашей собаки, жалко её тут мариновать. Сейчас составим протокол на пятьдесят рублей, и поедете. Любовь к животным конечно была ни при чем. Просто они поняли, что развод не удался, но и отпускать меня просто так считали ниже своего самолюбия. Капитан достал сигарету, и вышел наружу. Мы остались на посту вдвоём со старлеем. Тот недовольно сопел, царапая бумагу грязной ручкой, а я внимательно наблюдал за мухой, которая ползла по его фуражке, от тульи к околышу. Когда муха уже практически доползла до кокарды, дверь наружу резко распахнулась, и на пороге появился капитан. Лицо его уже не излучало прежнего дружелюбия. Он перегнулся через стойку, выдернул из-под руки старлея протокол, скомкал его, выкинул в урну, потом протянул мне документы и раздраженно сказал. - Поезжайте, товарищ водитель! Счастливого пути! - Ээээ!? - начал я. - Поезжайте!!! - с нажимом повторил он. - Ээээ!?... - продолжил за мной старлей, сделав недоумевающее лицо. - Этот его ягнёнок! - объяснил капитан, тыча в меня пальцем, - Этот его ягнёнок сожрал у Матильды весь корм, выпил всю воду, и сейчас трахает её за будкой так, что только цепь гремит! * * * Всю оставшуюся дорогу я читал Сёме нотации, объясняя правила поведения в общественных местах, и особенно при общении с представителями закона. Вид при этом Сёма имел виноватый, но какой-то дураковатый и весьма довольный.