Бухали как-то с Ромой Лахманом. Уже на апогее, как-то незаметно, оказались в пределах шаговой доступности от его дома. Рома говорит: - Пойдем ко мне, у меня там где-то текилка за подкладку завалилась. Я не хотел. У Ромы дома жена, Мариночка, большая громкая красавица-хохлушка вздорного нраву. Зовет Рому «господин Лохман», когда в настроении. Когда нет – «Лохмесское чудовище». Мариночка говорит что Рома – неисправимая ошибка её загубленной молодости, а все друзья у него бомжи и опойки. Ладно, пришли. В прихожей Мариночка с мусорным пакетом. - Лохман, выброси мусор! Рома в ответ: - Мариночка, как ты гостей встречаешь? А дикция-то уже не та. Да и аргументы. Слово за слово, Мариночку понесло. - Какие гости, Лохман? Да вы в зеркало идите на себя посмотрите! А мы в зеркало посмотрели, и на кухню тихонько прошли. Сели, Рома текилку достал, рюмочки, лимончик. Тут Марина текилку со стола - цап! - Вот вам не текилка, алкоголики, сволочи, мерзавцы, пока мусор не выбросишь! И тычет в Ромин очень еврейский нос свой очень хохляцкий кукиш. А Рома молчит и на нее скорбно смотрит. А Мариночку уже понесло. - Опойки! … Да как тебя земля! … И друзья у тебя! … В доме шаром покати! … Хоть бы раз посуду! … Ни копейки! … Посмотри, в чём я хожу! … Гвоздь вбить! … Одни бляди на уме! … Говорила мне мама! … Палец о палец! … Какая же я была дура!.... Ну и так далее. А Рома молчит. Ну, и я, конечно. Всё вскакивал, схватить этот мусор и слинять. Но Рома каждый раз молча брал меня за рукав и усаживал обратно. А Мариночке в одно лицо нагнетать тяжело, и она периодически задорно подскакивает к Роме. - Что молчишь, сволочь?! Нечего сказать, да? Нечего? А Рома молчит. И когда в очередной раз Мариночка угрожающе нависла над ним с риторическим вопросом «Что молчишь, сволочь? Сказать нечего? Скажи что нибудь, еврейская морда!» Рома, глядя на нее печальными глазами, запинаясь прокартавил: - Магиночка, ты же знаешь! Мы, евгеи, с междунагодными теггогистами пегеговоров не ведем. Вегни текилку! Правильная тактика приносит правильный результат. Через пять минут террористы снизили требования, и частично освободили заложников. Частично в том плане, что текилку так и не вернули, но вместо неё на столе появилась едва початая бутылка Смирновской. Дальше я не помню. Проснулся на следующий день дома, в своей кровати, на другом конце Москвы, крепко сжимая в руке Мариночкин пакет с мусором.