Байки
Как меня купали в проруби.
И у неё большой такой плюс, она не знает, что я блоггер.
Так вот.
Её подруга потом спросила, были ли у нас Отношения.
Девушка ответила «Почти нет».
А по-моему, «Почти да».
Просто девушке кажется, она почти устояла.
А я уверен, что почти победил. Чувствуете разницу?
Я – почти нет. А вы, видимо, почти да.
Не в силах больше отражать мою страсть, она предложила съездить понырять, на Крещение. Давай, говорит, очистимся. Сам я не сильно верующий мужчина, но когда фигура Скарлет Йохансон, купание хоть в вулкане выглядит интересной идеей.
Поехали в дальний монастырь, стояли службу. Креститься я стеснялся, сначала. Потом все вокруг так махали лапами, моя отстранённость стала подозрительной.
Сбоку старушка в чёрном торговала всякими волшебными пустякам. Ей сунули записку, она прочла и зашипела, громко:
– Какая я вам матушка Мария! Матушка Мария вон там (показала рукой на деревянную конструкцию в углу). Вот к ней и ступайте.
Так вот, эта матушка не-Мария, возилась, пыхтела, ничуть не стеснялась, и я тоже перестал. К концу уже бил поклоны, подпевал «Славим, Славим», и «Святый боже, святый крепкий». И даже посмотрел строго на одну тётку, которая считала, что поёт терцию, но сильно лажала.
Вообще, у Бога в этом храме всё отлично с иронией. Там все смешные и никого не лупят молнией. Даже меня, всю службу размышлявшего о мировой борьбе с аппендицитом.
Потом все мужики выстроились в очередь. Стало ясно, сейчас начнётся какой-нибудь торжественный обряд, например, обрезание. Мне не хотелось, я начал всем уступать дорогу. Но сзади так подпирали ободряюще, подумал, ну и ладно. Пройти обрезание на глазах у Скарлет Йохансон, это ли не счастье.
А это, оказалось, причастие. Мужики целовали икону и волосатые батюшкины пальцы. Ели булку. Я внимательно всё запомнил. Прицелился губами Иисусу в нарисованную ногу, промахнулся. Попал в ккую-то серебристую шишечку. Меня качнуло, ну. Для блоггера, только что избежавшего обрезания, это нормально. Батюшка посмотрел внимательно, но простил. Ткнул кулаком под нос, чтоб хоть этот поцелуй удался. В общем, всё хорошо.
И мы пошли купаться. Мальчики налево, девочки позже, может быть, если мальчики вернутся. Меня представили огромному такому Володе. Володя пообещал, что я никуда не сбегу. Господи, думаю, ладно в царевича, тут не стать бы горбунком, после процедуры.
Вообще-то, боялся другого.
Понимаете, если голого сантехника окатить водой на морозе, вряд ли он скажет вам малую Иисусову молитву. От его вскрика, скорей всего, завянут берёзы и заборам станет жарко и неудобно. Это рефлекс, мы не виноваты.
Проруби не было, повели к колодцу. Колодец в лесу. Темно. Снег и ёлки. Освещали путь мобильниками. В пути Володя рассказал, как однажды из ведра выпала ледяная глыба и это была настоящая опасность для здоровья.
Разгребли сугроб ботинками, натаскали воды. Минус двенадцать, ветер. Разделся, развесил свои всякие трусы на заборе. Всё в том порядке, в каком потом надевать. Чтоб после в беспамятстве не погибнуть, позорно путаясь головой в непонятных тряпках. Встал, перекрестился.
И тут Володя вылил первое ведро.
Ну что вам сказать.
Холодно – это слово из другого измерения. Здесь же просто гитлер капут и всё. Поскольку вы сейчас читаете глубоко духовный рассказ, я не могу выразиться точнее, извините.
Помню, воздух замёрз в груди. Ругаться стало нечем. Я показал Володе глазами, что давай второе.
Второе ведро показалось горячим. Организм сошёл с ума, рецепторы транслировали в мозг какие-то случайные числа.
- Господи Иисусе Христе, сыне божий, помилуй меня, грешного – вдруг сказал я на вдохе, совершенно искренне.
- Вот и хорошо – улыбнулся Володя. И вылил третье ведро. Даже уже как-то обыденно. И я пошёл, хрустя по снегу чужими молочными ногами. Одеваться. Помню лишь, носки смешно примёрзли к тапкам.
Девушка, меж тем, купаться передумала. Зато прогрела машину и ждала меня, я б сказал, даже с волнением. Такая хорошая. И фигура. И очень надеюсь, ей нравится мой Мандельштам.
Вот этот:
Нежнее нежного
Лицо твое,
Белее белого
Твоя рука,
От мира целого
Ты далека,
И все твое —
От неизбежного.
От неизбежного
Твоя печаль,
И пальцы рук
Неостывающих,
И тихий звук
Неунывающих
Речей,
И даль
Твоих очей.
И у неё большой такой плюс, она не знает, что я блоггер.
Так вот.
Её подруга потом спросила, были ли у нас Отношения.
Девушка ответила «Почти нет».
А по-моему, «Почти да».
Просто девушке кажется, она почти устояла.
А я уверен, что почти победил. Чувствуете разницу?
Я – почти нет. А вы, видимо, почти да.
Не в силах больше отражать мою страсть, она предложила съездить понырять, на Крещение. Давай, говорит, очистимся. Сам я не сильно верующий мужчина, но когда фигура Скарлет Йохансон, купание хоть в вулкане выглядит интересной идеей.
Поехали в дальний монастырь, стояли службу. Креститься я стеснялся, сначала. Потом все вокруг так махали лапами, моя отстранённость стала подозрительной.
Сбоку старушка в чёрном торговала всякими волшебными пустякам. Ей сунули записку, она прочла и зашипела, громко:
– Какая я вам матушка Мария! Матушка Мария вон там (показала рукой на деревянную конструкцию в углу). Вот к ней и ступайте.
Так вот, эта матушка не-Мария, возилась, пыхтела, ничуть не стеснялась, и я тоже перестал. К концу уже бил поклоны, подпевал «Славим, Славим», и «Святый боже, святый крепкий». И даже посмотрел строго на одну тётку, которая считала, что поёт терцию, но сильно лажала.
Вообще, у Бога в этом храме всё отлично с иронией. Там все смешные и никого не лупят молнией. Даже меня, всю службу размышлявшего о мировой борьбе с аппендицитом.
Потом все мужики выстроились в очередь. Стало ясно, сейчас начнётся какой-нибудь торжественный обряд, например, обрезание. Мне не хотелось, я начал всем уступать дорогу. Но сзади так подпирали ободряюще, подумал, ну и ладно. Пройти обрезание на глазах у Скарлет Йохансон, это ли не счастье.
А это, оказалось, причастие. Мужики целовали икону и волосатые батюшкины пальцы. Ели булку. Я внимательно всё запомнил. Прицелился губами Иисусу в нарисованную ногу, промахнулся. Попал в ккую-то серебристую шишечку. Меня качнуло, ну. Для блоггера, только что избежавшего обрезания, это нормально. Батюшка посмотрел внимательно, но простил. Ткнул кулаком под нос, чтоб хоть этот поцелуй удался. В общем, всё хорошо.
И мы пошли купаться. Мальчики налево, девочки позже, может быть, если мальчики вернутся. Меня представили огромному такому Володе. Володя пообещал, что я никуда не сбегу. Господи, думаю, ладно в царевича, тут не стать бы горбунком, после процедуры.
Вообще-то, боялся другого.
Понимаете, если голого сантехника окатить водой на морозе, вряд ли он скажет вам малую Иисусову молитву. От его вскрика, скорей всего, завянут берёзы и заборам станет жарко и неудобно. Это рефлекс, мы не виноваты.
Проруби не было, повели к колодцу. Колодец в лесу. Темно. Снег и ёлки. Освещали путь мобильниками. В пути Володя рассказал, как однажды из ведра выпала ледяная глыба и это была настоящая опасность для здоровья.
Разгребли сугроб ботинками, натаскали воды. Минус двенадцать, ветер. Разделся, развесил свои всякие трусы на заборе. Всё в том порядке, в каком потом надевать. Чтоб после в беспамятстве не погибнуть, позорно путаясь головой в непонятных тряпках. Встал, перекрестился.
И тут Володя вылил первое ведро.
Ну что вам сказать.
Холодно – это слово из другого измерения. Здесь же просто гитлер капут и всё. Поскольку вы сейчас читаете глубоко духовный рассказ, я не могу выразиться точнее, извините.
Помню, воздух замёрз в груди. Ругаться стало нечем. Я показал Володе глазами, что давай второе.
Второе ведро показалось горячим. Организм сошёл с ума, рецепторы транслировали в мозг какие-то случайные числа.
- Господи Иисусе Христе, сыне божий, помилуй меня, грешного – вдруг сказал я на вдохе, совершенно искренне.
- Вот и хорошо – улыбнулся Володя. И вылил третье ведро. Даже уже как-то обыденно. И я пошёл, хрустя по снегу чужими молочными ногами. Одеваться. Помню лишь, носки смешно примёрзли к тапкам.
Девушка, меж тем, купаться передумала. Зато прогрела машину и ждала меня, я б сказал, даже с волнением. Такая хорошая. И фигура. И очень надеюсь, ей нравится мой Мандельштам.
Вот этот:
Нежнее нежного
Лицо твое,
Белее белого
Твоя рука,
От мира целого
Ты далека,
И все твое —
От неизбежного.
От неизбежного
Твоя печаль,
И пальцы рук
Неостывающих,
И тихий звук
Неунывающих
Речей,
И даль
Твоих очей.
