Если у вас нету тети, ее не отравит сосед
- Милая, ты пошла в журналисты? – моя любимая тетя сморщила крошечный носик.
Конечно, филологическая дева с сорокалетним педагогическим стажем была фраппирована. Она воспитывала меня не для этого.
Надо сказать, что родная мама учила меня жизни очень мало. Ей было некогда. В шесть утра она уже варила суп на неделю и к восьми уходила на работу, а в восемь вечера еще считала деньги нашего ЖСК, где подрабатывала казначеем.
В какой момент жизни к нам переехала жить папина старшая сестра, я не помню. Девать ее было некуда, и мама выделила ей комнату в квартире. В этой комнате тетя учила меня не отдавать поцелуя без любви, никогда ничего не просить и прочим вышедшим из моды литературным сказкам. Сама тетя никогда не была замужем, считая себя выше этих нелепых телодвижений. Мне надлежало впитывать ее мудрость. Маму тетя критиковала за слишком большую привязанность к миру денег. Себя она считала выше и этого тоже.
Когда мама спохватилась, что тетя живет у нас уже десять лет и ничего не предпринимает, чтобы обзавестись отдельной квартирой, она поставила вопрос ребром: в тетином училище квартиры сотрудникам еще раздавали, так почему тетя все еще не свила себе персональное гнездо?
- «Никогда ничего не просите», - повторила тетя. – Я просить не буду.
Через несколько недель мама решительно заявила:
- Я договорилась. Завтра к тебе придут из отдела кадров, чтобы ты подписала заявление как нуждающаяся в улучшении жилищных условий.
- Слава богу, я ни в чем в этой жизни не нуждаюсь, - с достоинством парировала тетя.
Но маму было уже не свернуть.
- Готовься к переезду, - отрезала она.
Позже выяснилось, что на этом квартиры в училище закончились. После тети никто не получил жилье.
Когда тетя уезжала из нашей квартиры, она плакала. У меня сердце разрывалось от жалости.
Лишь повзрослев, я поняла, что моя резкая мама, которой кричать было привычнее, чем говорить спокойно, вела себя практически как святая: больше десяти лет в ее квартире жила золовка, которая ее откровенно недолюбливала, всячески старалась уколоть в своей ироничной манере, занимала комнату, которую можно было бы отдать одному из подрастающих детей (в итоге комната досталась мне), и не собиралась ничего менять. А тогда я смотрела на маму тетиными глазами: какая страшная жестокая женщина!
Когда я сообщила тете, что у меня очень интересная работа, она была разочарована. Только профессия педагога представлялась ей достойной приличной женщины, потому что педагог всегда выше своей аудитории, он наставляет и образовывает, он светоч и проводник в духовный мир, а что делает журналист? Пишет про изнанку нашей грешной жизни? Мне было нечего возразить, но при мысли о преподавании хотелось, разбежавшись, прыгнуть со скалы.
Когда тетя серьезно заболела, и мы с мамой пришли навестить ее в больнице, я заметила, что все соседки по палате увлеченно разгадывают сканворды. Тетя читала второй том сочинений Бестужева-Марлинского.
- Тетя, может быть, тебе тоже купить газет? – спросила я.
- Что ты, милая, - ответила она своим хорошо поставленным учительским голосом. – Это же для дураков.
Мы с мамой слегка пригнулись, чтобы, если в тетю вдруг кинут уткой, нас не накрыло волной.
А когда выходили из больницы, мама со своей обычной строгостью спросила:
- У тебя от зарплаты деньги еще остались?
- Конечно, - соврала я. Денег не было уже давно.
- Хорошо, - кивнула мама. – Мы с отцом тебе купили квартиру. Готовься к переезду.
