Древнегреческое
Зевсы, Аресы, Аиды и Марсы (это немного из другой оперы, но все же), Афины и Лиры. Чего только эти древние греки не придумают. Эллины одним словом. И хотя вам это не так уж и интересно я все равно про них расскажу. Про эллинов. Я ведь их много знал, Эллинов-то.
Особенно одну Эллину Миннигаллевну. Очень симпатичную заведующуя только что приватизированной парикмахерской в Уфе. Нашей с Сашкой старинной приятельницы, несмотря на ее очевидную молодость, ноги и симпатичность.
Давайте, говорит как-то Эллина, мы из моей парикмаххерской сделаем эллитное заведение. Сашка, когда ржать закончил, сразу спрашивает: элитное заведение - это типа бордель что ль? Хорошая мысль.
А она ему подзатыльник сразу, бздум. Не, а фиг ли, друзья ведь. Можно и подзатыльник для ясности. Никаких, говорит, борделей, Саша. Элитное заведение, это когда подстричься ждешь, а вокруг тебя евроремонт и кофе подают на серебряном подносе. Симпатичная она очень и ноги еще, поэтому мы не стали объяснять, что элитная парикмахерская - это там, где стригут хорошо, а ждать вообще не надо. Симпатишным это бес толку объяснять. Хотя и приятно.
Поэтому мы за бутылкой с тортиком сгоняли и приступили к обсуждению предстоящего ремонта. Потом еще за одной. Большая парикмахерская-то. Всю сразу не обсудишь.
Где-то к середине третьего литра Сашка про солярий вспомнил. Работает, спрашивает, у тебя гробик? Какой-такой гробик? Ну вафельница эта электрическая? Нет, именно что гробик. похож очень, только цвет белый и лампочки внутри.
- Ведите, - это Сашка говорит, - меня минут на десять. Отдыхать буду.
Ну и отвели. Крышку опустили и дальше пошли ремонт обсуждать. Минут через тридцать неожиданно вспомнили, что мы его открыть забыли. Бегом, бегом, бежим. С причитаниями, мол, зажарили человека совсем, нас на поворотах заносит. Там на десять метров восемь раз свернуть надо по дороге.
Но ничего. Открыли крышку. Живее всех живых. Рожа только красная и все остальное тоже красное. Как у индейца. Только краснее, а место от очков на морде белое. И матерится сильно. Как крышку открыли, так Сашка в душ и дунул. Раскаленным чем-то повеяло, когда мимо проскочил. Эллина зажмурилась даже от стеснения. И правельно, она ведь татарская женщина, а не скво какая-нибудь. Не привыкла, когда голые мужики ярко-красного цвета-то.
Дверь в душевую хлопнула, вода зажурчала. Нормально, живой значит. И только немного отлегло с души, а Эллина уже на коврик опустилась, скорчилась как зародыш такой, метр восемьдесят на шпильках, и лежит. Подергивается только чуточку. Вот, думаю, женщины. Чуть что - сразу в обморок. Этого только не хватало. Набрал водки чуть в рот и дунул как на пододеяльник при глажке. Вместо нюхательной соли, значит.
А она еще больше корчится. Руками даже махать начала. Уйди, мол, нахер со своей водкой и пододеяльником. Я уж скорую хотел, когда у нее приступ смеха кончился. Бежим, кричит, отсюда быстрей. Там у нас холодной воды нету в душевой неделю уже. Одна горячая.
И точно. Ааааа, блядь! Это из душа, кричат. Суки! Ну точно нету холодной воды. Одна горячая.
Пришлось за сметаной в магазин бежать от ожогов. Дайте мне, пожалуйста, сметаны пожиже и литр водки. А у продавца на бейджике «Эллина Григорьевна» написано. Не улыбнулась деже. Такие они греки-то. Древние.
Особенно одну Эллину Миннигаллевну. Очень симпатичную заведующуя только что приватизированной парикмахерской в Уфе. Нашей с Сашкой старинной приятельницы, несмотря на ее очевидную молодость, ноги и симпатичность.
Давайте, говорит как-то Эллина, мы из моей парикмаххерской сделаем эллитное заведение. Сашка, когда ржать закончил, сразу спрашивает: элитное заведение - это типа бордель что ль? Хорошая мысль.
А она ему подзатыльник сразу, бздум. Не, а фиг ли, друзья ведь. Можно и подзатыльник для ясности. Никаких, говорит, борделей, Саша. Элитное заведение, это когда подстричься ждешь, а вокруг тебя евроремонт и кофе подают на серебряном подносе. Симпатичная она очень и ноги еще, поэтому мы не стали объяснять, что элитная парикмахерская - это там, где стригут хорошо, а ждать вообще не надо. Симпатишным это бес толку объяснять. Хотя и приятно.
Поэтому мы за бутылкой с тортиком сгоняли и приступили к обсуждению предстоящего ремонта. Потом еще за одной. Большая парикмахерская-то. Всю сразу не обсудишь.
Где-то к середине третьего литра Сашка про солярий вспомнил. Работает, спрашивает, у тебя гробик? Какой-такой гробик? Ну вафельница эта электрическая? Нет, именно что гробик. похож очень, только цвет белый и лампочки внутри.
- Ведите, - это Сашка говорит, - меня минут на десять. Отдыхать буду.
Ну и отвели. Крышку опустили и дальше пошли ремонт обсуждать. Минут через тридцать неожиданно вспомнили, что мы его открыть забыли. Бегом, бегом, бежим. С причитаниями, мол, зажарили человека совсем, нас на поворотах заносит. Там на десять метров восемь раз свернуть надо по дороге.
Но ничего. Открыли крышку. Живее всех живых. Рожа только красная и все остальное тоже красное. Как у индейца. Только краснее, а место от очков на морде белое. И матерится сильно. Как крышку открыли, так Сашка в душ и дунул. Раскаленным чем-то повеяло, когда мимо проскочил. Эллина зажмурилась даже от стеснения. И правельно, она ведь татарская женщина, а не скво какая-нибудь. Не привыкла, когда голые мужики ярко-красного цвета-то.
Дверь в душевую хлопнула, вода зажурчала. Нормально, живой значит. И только немного отлегло с души, а Эллина уже на коврик опустилась, скорчилась как зародыш такой, метр восемьдесят на шпильках, и лежит. Подергивается только чуточку. Вот, думаю, женщины. Чуть что - сразу в обморок. Этого только не хватало. Набрал водки чуть в рот и дунул как на пододеяльник при глажке. Вместо нюхательной соли, значит.
А она еще больше корчится. Руками даже махать начала. Уйди, мол, нахер со своей водкой и пододеяльником. Я уж скорую хотел, когда у нее приступ смеха кончился. Бежим, кричит, отсюда быстрей. Там у нас холодной воды нету в душевой неделю уже. Одна горячая.
И точно. Ааааа, блядь! Это из душа, кричат. Суки! Ну точно нету холодной воды. Одна горячая.
Пришлось за сметаной в магазин бежать от ожогов. Дайте мне, пожалуйста, сметаны пожиже и литр водки. А у продавца на бейджике «Эллина Григорьевна» написано. Не улыбнулась деже. Такие они греки-то. Древние.