Дорогая, ты чудесно моешь банки
Я хреновая хозяйка.
Вот прям совсем.
Вот прям фу.
Без этих всех "просто у меня много работы", отсылок к трудному детству, перекладывания на магнитные бури и родовое проклятие в пятом колене.
Хреновая.
Ну, не люблю я это дело. Не от того, что я вся такая деловая бизнес-вумен (ха, ха), гулёна клубная или бездельница. И не сказать, что рукожопая. Бисквит могу испечь пятислойный, и носки связать, и кактус вырастить, а уж какие я букеты с винищем кручу, ух, закачаешься! Только претит мне домашняя возня. Вот не стоит у меня на неё. Но кому-то ж надо, и в итоге что имеем? То каша подгорела, то жалюзи рассыпались от обычного протирания, то цветы засохли, все, даже искусственные, то тараканы ночью всю семью вынесли. С кроватями.
Но — надо.
Вот и стараюсь.
А свекровь моя — чудеснейшая женщина. И хозяйка безупречная. Каждый день четыре смены блюд, на одежде ни складочки, цветочки прут что твои джунгли, а кошка ходит по-строевому и ссытся исключительно Ленором Альпийские луга, ну и гадит зефирками, не иначе. Менял муж как-то раз линолеум на маминой кухне, отодвинул печку и шкафы, и что там? А там две крошки жмутся к плинтусу, и шерстинка к капле масла присохла, и прям видно, что им капец как стыдно за это безобразие. Свекровь глядит на них, как виолончелистка на обоссанного бомжа, и причитает:
— Ох, вот это бардак я развела за каких-то пять лет!
Чевооо?! То есть она за пять лет, как въехала в эту квартиру, не убиралась за печкой, и у нее там две соринки! Я дома за три дня до этого генеральную уборку наводила, и из-под кухонного гарнитура выгребла горку продуктов, достаточную для приготовления славного ужина на скромную, не наделенную предрассудками казахскую семью. Притом, что убираюсь я там не реже трёх раз в месяц.
Бесит, ну.
И вот эта чудеснейшая женщина мне постоянно комплименты отвешивает.
— Ах, Юленька, какой стол ты накрыла, я бы так красиво ни в жизни не сделала!
— М-м-м, что за салат, ну диво, а не салат! Я такие не умею готовить.
— Шторки, Боже, какие шторки! Где ты нашла такие восхитильные шторки, моя хорошая?!
А я прижимаю к себе салатник с криво нарезанными крабовыми палочками вперемешку с недоваренным рисом, пытаюсь сдвинуть в угол чудовищные шторы за тыщу рублей и незаметно пинаю бодро марширующий к свекровкиной тапочке взвод тараканов. И краснею, мучительно краснею от ресниц до мозолей на пятках.
Первые годы мне казалось, что новоиспечённая родственница издевается. Ну не может трезвый взрослый человек восторгаться столь жалкими потугами в хозяйственность. Значит, либо жалеет меня, либо троллит по-черному.
С-с-свекровушка.
Но — ни фига.
Впоследствии я не раз наблюдала, какие у ней все чудесные. Соседи сверху скачут так, что в серванте рюмки чокаются: какие у них славные подвижные детки! Родственники, гады, прислали мильон фоток с югов — вот это купальник, вот это фигура в сорок-то лет! Бабулька с дачи напротив принесла лишнее ведро помидор: ну до чего умелая дачница, а у меня вот ничего не выросло! А потом бегает, рассовывает урожай, свой и чужой, по знакомым, потому что у самой помидор наросло лишних семь ящиков.
Свекрови под восемьдесят. Какое там троллить... Не та закваска. Люди того поколения, видимо, действительно умеют радоваться каждому дню в своей жизни, каждой мелочи, найти плюс в каждой неудаче. Не все, но ещё умеют. И — хвалить. Искренне хвалить окружающих: не расточать сахар, сжав зубы, глотая ядовитую желчь зависти, и не хихикать в сухонький кулачок после ухода гостей над их неудачами. Неважно, какая дикая дичь происходит в мире, как у тебя все плохо и как несчастен вид собеседника. Похвали его, и заметишь, как разгладились тяжёлые складки на его лбу.
За что хвалить?
Да просто так. За что-нибудь.
Что это — мудрость пожилого человека? Жизненная философия? Да нет. Это как дыхание. Спроси я у свекрови, почему она всегда всех так превозносит, она не поймёт, о чём я. Ее поколение не обсуждало в интернетах философию и не гуглило умных слов. Да и никакое изучение транзактного анализа и трудов ведущих психологов не дадут такого эффекта, как интуитивное, приходящее только с опытом осознание чудесности всех вокруг.
— ...Юля, ты так чисто моешь банки!
Тару я сдаю свекрови где-то раз в месяц. Они у нас на вес золота: можешь не дарить на праздники ни одного подарка, не сажать картошку и не ходить в церковь, но невозврат литровой баночки из-под огурцов приравнивается к предательству Родины. Не меньше. Поэтому тут всё строго. И каждый раз, схватив тоненькими лапками недвусмысленно звенящий пакет, свекровь закатывает глаза в непритворном экстазе:
— Какие чистые!
Я привыкла. Я не краснею до синевы, не начинаю лепетать что-то идиотски-оправдательное, не хмурюсь недоверчиво, выискивая нотки издёвки в её голосе. Все десять лет, делая что-то для свекрови, я делаю это на максимум. Не для того, чтоб похвалили: она всё равно найдет добрые слова. Нет. Я просто не могу, не способна делать что-то плохо, раз я так восхитительно мою банки. И мне нет причин краснеть: я точно знаю, что похвала заслужена. И я научилась отвечать добром на добро, не выискивая яда в простых словах. Я лишь улыбаюсь и от души говорю в ответ:
— Ради ваших бесподобных огурцов ещё и не так расстараемся!
...Я хреновая хозяйка.
Мать тоже такая себе. Работник, прям скажем, не лучший. Я даже как женщина не особо состоялась. Но как бы я не накосячила, какая бы жопа в моей жизни не случилась, я всегда могу заглянуть в шкафчик, набитый сверкающей подобно горе самоцветов стеклопосудой и сказать себе:
— А знаешь, дорогая, ты чудесно моешь банки.
Вот прям совсем.
Вот прям фу.
Без этих всех "просто у меня много работы", отсылок к трудному детству, перекладывания на магнитные бури и родовое проклятие в пятом колене.
Хреновая.
Ну, не люблю я это дело. Не от того, что я вся такая деловая бизнес-вумен (ха, ха), гулёна клубная или бездельница. И не сказать, что рукожопая. Бисквит могу испечь пятислойный, и носки связать, и кактус вырастить, а уж какие я букеты с винищем кручу, ух, закачаешься! Только претит мне домашняя возня. Вот не стоит у меня на неё. Но кому-то ж надо, и в итоге что имеем? То каша подгорела, то жалюзи рассыпались от обычного протирания, то цветы засохли, все, даже искусственные, то тараканы ночью всю семью вынесли. С кроватями.
Но — надо.
Вот и стараюсь.
А свекровь моя — чудеснейшая женщина. И хозяйка безупречная. Каждый день четыре смены блюд, на одежде ни складочки, цветочки прут что твои джунгли, а кошка ходит по-строевому и ссытся исключительно Ленором Альпийские луга, ну и гадит зефирками, не иначе. Менял муж как-то раз линолеум на маминой кухне, отодвинул печку и шкафы, и что там? А там две крошки жмутся к плинтусу, и шерстинка к капле масла присохла, и прям видно, что им капец как стыдно за это безобразие. Свекровь глядит на них, как виолончелистка на обоссанного бомжа, и причитает:
— Ох, вот это бардак я развела за каких-то пять лет!
Чевооо?! То есть она за пять лет, как въехала в эту квартиру, не убиралась за печкой, и у нее там две соринки! Я дома за три дня до этого генеральную уборку наводила, и из-под кухонного гарнитура выгребла горку продуктов, достаточную для приготовления славного ужина на скромную, не наделенную предрассудками казахскую семью. Притом, что убираюсь я там не реже трёх раз в месяц.
Бесит, ну.
И вот эта чудеснейшая женщина мне постоянно комплименты отвешивает.
— Ах, Юленька, какой стол ты накрыла, я бы так красиво ни в жизни не сделала!
— М-м-м, что за салат, ну диво, а не салат! Я такие не умею готовить.
— Шторки, Боже, какие шторки! Где ты нашла такие восхитильные шторки, моя хорошая?!
А я прижимаю к себе салатник с криво нарезанными крабовыми палочками вперемешку с недоваренным рисом, пытаюсь сдвинуть в угол чудовищные шторы за тыщу рублей и незаметно пинаю бодро марширующий к свекровкиной тапочке взвод тараканов. И краснею, мучительно краснею от ресниц до мозолей на пятках.
Первые годы мне казалось, что новоиспечённая родственница издевается. Ну не может трезвый взрослый человек восторгаться столь жалкими потугами в хозяйственность. Значит, либо жалеет меня, либо троллит по-черному.
С-с-свекровушка.
Но — ни фига.
Впоследствии я не раз наблюдала, какие у ней все чудесные. Соседи сверху скачут так, что в серванте рюмки чокаются: какие у них славные подвижные детки! Родственники, гады, прислали мильон фоток с югов — вот это купальник, вот это фигура в сорок-то лет! Бабулька с дачи напротив принесла лишнее ведро помидор: ну до чего умелая дачница, а у меня вот ничего не выросло! А потом бегает, рассовывает урожай, свой и чужой, по знакомым, потому что у самой помидор наросло лишних семь ящиков.
Свекрови под восемьдесят. Какое там троллить... Не та закваска. Люди того поколения, видимо, действительно умеют радоваться каждому дню в своей жизни, каждой мелочи, найти плюс в каждой неудаче. Не все, но ещё умеют. И — хвалить. Искренне хвалить окружающих: не расточать сахар, сжав зубы, глотая ядовитую желчь зависти, и не хихикать в сухонький кулачок после ухода гостей над их неудачами. Неважно, какая дикая дичь происходит в мире, как у тебя все плохо и как несчастен вид собеседника. Похвали его, и заметишь, как разгладились тяжёлые складки на его лбу.
За что хвалить?
Да просто так. За что-нибудь.
Что это — мудрость пожилого человека? Жизненная философия? Да нет. Это как дыхание. Спроси я у свекрови, почему она всегда всех так превозносит, она не поймёт, о чём я. Ее поколение не обсуждало в интернетах философию и не гуглило умных слов. Да и никакое изучение транзактного анализа и трудов ведущих психологов не дадут такого эффекта, как интуитивное, приходящее только с опытом осознание чудесности всех вокруг.
— ...Юля, ты так чисто моешь банки!
Тару я сдаю свекрови где-то раз в месяц. Они у нас на вес золота: можешь не дарить на праздники ни одного подарка, не сажать картошку и не ходить в церковь, но невозврат литровой баночки из-под огурцов приравнивается к предательству Родины. Не меньше. Поэтому тут всё строго. И каждый раз, схватив тоненькими лапками недвусмысленно звенящий пакет, свекровь закатывает глаза в непритворном экстазе:
— Какие чистые!
Я привыкла. Я не краснею до синевы, не начинаю лепетать что-то идиотски-оправдательное, не хмурюсь недоверчиво, выискивая нотки издёвки в её голосе. Все десять лет, делая что-то для свекрови, я делаю это на максимум. Не для того, чтоб похвалили: она всё равно найдет добрые слова. Нет. Я просто не могу, не способна делать что-то плохо, раз я так восхитительно мою банки. И мне нет причин краснеть: я точно знаю, что похвала заслужена. И я научилась отвечать добром на добро, не выискивая яда в простых словах. Я лишь улыбаюсь и от души говорю в ответ:
— Ради ваших бесподобных огурцов ещё и не так расстараемся!
...Я хреновая хозяйка.
Мать тоже такая себе. Работник, прям скажем, не лучший. Я даже как женщина не особо состоялась. Но как бы я не накосячила, какая бы жопа в моей жизни не случилась, я всегда могу заглянуть в шкафчик, набитый сверкающей подобно горе самоцветов стеклопосудой и сказать себе:
— А знаешь, дорогая, ты чудесно моешь банки.
