Дядя Лёша
Так получилось, что с года до четырёх лет меня растили дедушка с бабушкой - мама уезжала доучиваться. Да и в последующем я гораздо охотнее жила с ними, нежели с любимой, но малознакомой матушкой.
Когда я родилась, деду было всего 39, и, как я понимаю сейчас - я стала первым ребёнком, которого он хотел и ждал. Нет, конечно он любил и мою маму, и мою тётю; в принципе он с самого детства с удовольствием нянькался с многочисленными младшими братьями и сёстрами (на детско-юношеских фотографиях он обвешан малышней, как ёлка шишками) - но именно созрел для детей дед только к моему появлению. И, так как мой родной отец не рвался к общению со мной, а после развода так и вовсе рассосался как от сеанса Кашпировского, - дедушка обрушил на меня тонну смеси отцовской и дедовской любви.
Он потворствовал мне во всём, баловал, всё свободное время проводил со мной, таскал мне добытые «по блату» вкусняшки, вещи, книжки и игрушки чуть ли не ежедневно.
Бабка получила непобиваемый козырь в выманивании деда изо всяких злачных мест и компаний: достаточно было позвонить и сказать, что внучка не может уснуть без дедовой сказки - и через 15 минут дед являлся домой, где бы и в каком состоянии он ни был.
Лет с четырёх дед стал таскать меня с собой - и к друзьям, и по делам, и на работу; на пьянки, правда, не брал) Нужно было только правильно пустить слезу с утра, подгадав день без важных дел и совещаний, - мол, невыносимо мне сегодня идти в детский сад, юдоль скорби, - и вуаля! Я уже еду в кузове дедовой служебной буханки с ним по делам.
Управление механизации приводило меня в бурный восторг. Огромная база с бесконечными цехами и гаражами, куча техники - экскаваторы, трактора, автокраны, грузовые машины; пятна мазуты, неведомые железяки устрашающих размеров, запах солярки... И толпа разномастных механиков и шоферОв. Они учили меня заковыристым матеркам (наивные, я их знала уже от деда), рассказывали - где какой инструмент, позволяли быть «на подхвате» и подавать им этот самый инструмент, разрешали извазекиваться в мазуте, лазая в какие-то безобидные механизмы... Ржали над моими диагнозами, типа «ясно вижу: в карбюраторе конденсат». Подкармливали салом, вяленой рыбой, зелёным луком и прочими пролетарскими деликатесами.
Конечно, периодически дед затаскивал меня в контору и вручал конторским тётенькам, но это было невыносимо: запах чернил, пыль древних учетных манускриптов, бесконечные цветочки в кашпо на окнах, бездонный чай со сладостями, и, как самое ужасное, - умилительно кудахчущие надо мной дамы. Всего этого мне с избытком хватало у бабушки в бухгалтерии, и чего я и хотела избежать, поехав на дедову работу.
А порой бывал день «разъездов», когда весь день проходил в машине. Казалось бы, это должно было быть жутко скучным, но нет! Когда дед уходил в очередное присутственное место, мне можно было сесть на переднее сидение и общаться с НИМ - дядей Лёшей.
Он был шофёром дедовой служебной машины, и, по совместительству, моей первой платонической любовью.
Он был великолепен: роскошные пышные каштановые усы а-ля Песняры, клетчатые рубашки, восхитительно блестящая лысина в обрамлении каштановых же волос. Больше, признаться, детская память ничего отмечать не стала, ведь этого было вполне достаточно, чтобы влюбиться по уши)))
Я что-то ему рассказывала из нелёгкой детсадовской жизни, декламировала стишки, горланила песенки - в общем, флиртовала прям хардкорно) Он смотрел на этот театр одного актёра, вежливо поддерживал беседу (а куда ему было деваться?), пока не возвращался мой дед.
Насыщенная светская жизнь закончилась где-то в 6 лет. Сначала мы с мамой переехали от бабушки с дедушкой, и матушка всячески пыталась ограничить моё с ними общение (не запретить, нет, просто переключить моё отношение к ним, как к родителям, на себя). Потом мама заболела, и я на время её лечения переехала опять к ним, но к тому времени СССР немного распался, и у деда на работе царила паника и кавардак - там было не до меня; затем я пошла в школу, которую пропускать было нельзя категорически.
Лето после первого класса выдалось особенно тоскливым. Мама после болезни была подавлена и раздражительна, мы много ругались. На назначенную ей пенсию по инвалидности прожить было невозможно. Дед ушёл на другую работу, куда менее престижную и денежную. В целом вокруг чувствовалось состояние тревоги и напряжённости, что сильно на мне отражалось в негативном ключе.
Одним летним вечером, после очередной ссоры с мамой, я с невеселыми мыслями сидела на детской площадке. Чувствовала себя безмерно древней и уставшей; просвета не намечалось, всё было тленом и тщетностью. Но внезапно на другом конце двора, легко неся две сумки с картошкой, появился ОН. Я не видела дядю Лёшу уже пару лет, и для меня он внезапно стал неким символом того беззаботного и весьма приятного времени, когда не было этого постоянного мерзкого чувства тревоги.
Короче ломанулась я к нему, не разбирая дороги, как лось по кукурузе. С воплем «ДЯДЯ ЛЁШААА!!!» врезалась в него и обняла. Дядя Лёша подпрыгнул, выронил сумки, потом отклеил меня от себя и попытался отодвинуть как-то подальше. Только тогда я увидела, что рядом с ним стоит женщина и двое девчонок чуть старше меня - его жена и дети. Глаза у всех были ооочень большими и круглыми. Я покраснела, пролепетала что-то типа «драссьть», и дернула в подъезд в том же стиле лося.
Через пару дней меня, по традиции, забирал дед. Пока мы с ним ехали вдвоём в машине, он, стараясь не ржать, попросил меня не проявлять так бурно и открыто свои чувства по отношению к посторонним людям.
P.S. Лет через 10 дед мне поведал, что жена дяди Лёши решила тогда, что муж таскается к некоей даме с ребёнком, и этот ребёнок и кинулся так радостно к теоретическому новому папе, и выгнала его из дома. Деду моему пришлось ехать к ней и объяснять - откуда растут ноги у знакомства её мужа и семилетней девчонки.
Когда я родилась, деду было всего 39, и, как я понимаю сейчас - я стала первым ребёнком, которого он хотел и ждал. Нет, конечно он любил и мою маму, и мою тётю; в принципе он с самого детства с удовольствием нянькался с многочисленными младшими братьями и сёстрами (на детско-юношеских фотографиях он обвешан малышней, как ёлка шишками) - но именно созрел для детей дед только к моему появлению. И, так как мой родной отец не рвался к общению со мной, а после развода так и вовсе рассосался как от сеанса Кашпировского, - дедушка обрушил на меня тонну смеси отцовской и дедовской любви.
Он потворствовал мне во всём, баловал, всё свободное время проводил со мной, таскал мне добытые «по блату» вкусняшки, вещи, книжки и игрушки чуть ли не ежедневно.
Бабка получила непобиваемый козырь в выманивании деда изо всяких злачных мест и компаний: достаточно было позвонить и сказать, что внучка не может уснуть без дедовой сказки - и через 15 минут дед являлся домой, где бы и в каком состоянии он ни был.
Лет с четырёх дед стал таскать меня с собой - и к друзьям, и по делам, и на работу; на пьянки, правда, не брал) Нужно было только правильно пустить слезу с утра, подгадав день без важных дел и совещаний, - мол, невыносимо мне сегодня идти в детский сад, юдоль скорби, - и вуаля! Я уже еду в кузове дедовой служебной буханки с ним по делам.
Управление механизации приводило меня в бурный восторг. Огромная база с бесконечными цехами и гаражами, куча техники - экскаваторы, трактора, автокраны, грузовые машины; пятна мазуты, неведомые железяки устрашающих размеров, запах солярки... И толпа разномастных механиков и шоферОв. Они учили меня заковыристым матеркам (наивные, я их знала уже от деда), рассказывали - где какой инструмент, позволяли быть «на подхвате» и подавать им этот самый инструмент, разрешали извазекиваться в мазуте, лазая в какие-то безобидные механизмы... Ржали над моими диагнозами, типа «ясно вижу: в карбюраторе конденсат». Подкармливали салом, вяленой рыбой, зелёным луком и прочими пролетарскими деликатесами.
Конечно, периодически дед затаскивал меня в контору и вручал конторским тётенькам, но это было невыносимо: запах чернил, пыль древних учетных манускриптов, бесконечные цветочки в кашпо на окнах, бездонный чай со сладостями, и, как самое ужасное, - умилительно кудахчущие надо мной дамы. Всего этого мне с избытком хватало у бабушки в бухгалтерии, и чего я и хотела избежать, поехав на дедову работу.
А порой бывал день «разъездов», когда весь день проходил в машине. Казалось бы, это должно было быть жутко скучным, но нет! Когда дед уходил в очередное присутственное место, мне можно было сесть на переднее сидение и общаться с НИМ - дядей Лёшей.
Он был шофёром дедовой служебной машины, и, по совместительству, моей первой платонической любовью.
Он был великолепен: роскошные пышные каштановые усы а-ля Песняры, клетчатые рубашки, восхитительно блестящая лысина в обрамлении каштановых же волос. Больше, признаться, детская память ничего отмечать не стала, ведь этого было вполне достаточно, чтобы влюбиться по уши)))
Я что-то ему рассказывала из нелёгкой детсадовской жизни, декламировала стишки, горланила песенки - в общем, флиртовала прям хардкорно) Он смотрел на этот театр одного актёра, вежливо поддерживал беседу (а куда ему было деваться?), пока не возвращался мой дед.
Насыщенная светская жизнь закончилась где-то в 6 лет. Сначала мы с мамой переехали от бабушки с дедушкой, и матушка всячески пыталась ограничить моё с ними общение (не запретить, нет, просто переключить моё отношение к ним, как к родителям, на себя). Потом мама заболела, и я на время её лечения переехала опять к ним, но к тому времени СССР немного распался, и у деда на работе царила паника и кавардак - там было не до меня; затем я пошла в школу, которую пропускать было нельзя категорически.
Лето после первого класса выдалось особенно тоскливым. Мама после болезни была подавлена и раздражительна, мы много ругались. На назначенную ей пенсию по инвалидности прожить было невозможно. Дед ушёл на другую работу, куда менее престижную и денежную. В целом вокруг чувствовалось состояние тревоги и напряжённости, что сильно на мне отражалось в негативном ключе.
Одним летним вечером, после очередной ссоры с мамой, я с невеселыми мыслями сидела на детской площадке. Чувствовала себя безмерно древней и уставшей; просвета не намечалось, всё было тленом и тщетностью. Но внезапно на другом конце двора, легко неся две сумки с картошкой, появился ОН. Я не видела дядю Лёшу уже пару лет, и для меня он внезапно стал неким символом того беззаботного и весьма приятного времени, когда не было этого постоянного мерзкого чувства тревоги.
Короче ломанулась я к нему, не разбирая дороги, как лось по кукурузе. С воплем «ДЯДЯ ЛЁШААА!!!» врезалась в него и обняла. Дядя Лёша подпрыгнул, выронил сумки, потом отклеил меня от себя и попытался отодвинуть как-то подальше. Только тогда я увидела, что рядом с ним стоит женщина и двое девчонок чуть старше меня - его жена и дети. Глаза у всех были ооочень большими и круглыми. Я покраснела, пролепетала что-то типа «драссьть», и дернула в подъезд в том же стиле лося.
Через пару дней меня, по традиции, забирал дед. Пока мы с ним ехали вдвоём в машине, он, стараясь не ржать, попросил меня не проявлять так бурно и открыто свои чувства по отношению к посторонним людям.
P.S. Лет через 10 дед мне поведал, что жена дяди Лёши решила тогда, что муж таскается к некоей даме с ребёнком, и этот ребёнок и кинулся так радостно к теоретическому новому папе, и выгнала его из дома. Деду моему пришлось ехать к ней и объяснять - откуда растут ноги у знакомства её мужа и семилетней девчонки.
