Двое еврейских эмигрантов встречаются в верховьях Амазонки и
обмениваются опытом работы.
- Я ловлю змей, собираю их яд и везу его к устью реки. Потом возвращаюсь
сюда. Жить можно.
- А я добываю сок каучуковых деревьев. Как наберу достаточное
количество, отвожу к устью и возвращаюсь сюда. Жить можно.
- А что поделывает Яша Рабинович?
- Он пустился в дикую авантюру.
- То есть?
- Вернулся в Одессу.
Со слов моей знакомой.
Город на черноморском побережье, по-моему Сочи.
Частные домики, облепившие склон горы. Обеденное время. Классическая
еврейская бабушка, с классическим акцентом, кричит из окна кухни на улицу
своему внуку.
- Изя, мальчик мой, иди скорей, таки кушать. У нас сегодня на обед борщ,
курочка и компот.
- Не могу, бабушка, я Петьку душу.
- Изя, мальчик, оставь таки в покое бедного ребенка. Зачем ты его душишь?
- А он обозвал меня еврейской мордой.
- Ну закончишь его душить, вымой руки и иди таки кушать обед.
Вот вам простое решение вечного вопроса.
Сегодня общались с нашим юристом, по рабочим вопросам. Как обычно, потом чуть потрепались. И вот Серёга Брухман (фамилия изменена, но похожа) рассказал мне прикол. На прошлой неделе он ездил улаживать какие то дела к контрагенту, повстречался с реальным Барухом Рабиновичем (не из анекдотов), юристом контрагента. Как сказал Серёга: И вот тут начали выяснять, у кого короче обрезано. Итог-проговорили два часа, разошлись, довольные друг другом, но договор так и не согласовали. С нетерпением ждёт следующей встречи.
Моня идёт по Ришельевской со своим другом Додиком. Какой-то парень
кричит им вслед:
- Вонючие жиды!
Моня тотчас же разворачивается и даёт парню десять гривен.
- Ты что, с ума сошёл? - спрашивает Додик.
- Ничего ты не понял, - объявляет Моня. - Мы с тобой не Бог весть какие
силачи. Но этот болван будет теперь думать, что за такие слова ему
всегда дадут десять гривен, и будет повторять их опять и опять, пока
таки не нарвётся на такого, кто ему руки-ноги переломает.
Венский еврей Манделькерн переходит в лютеранство, хотя все
преимущества, конечно, в Австрии имеют католики. Манделькерн объясняет
это так:
- Если я сразу стану католиком, то потом меня каждый может спросить: "А
кем вы были раньше?", и я вынужден буду ответить: "Евреем". А если я
теперь приму католичество, и кто-нибудь меня спросит, кем я был прежде,
я честно отвечу: "Лютеранином".
Приходит еврей в партизанский отряд устраиваться на работу. Окопы рыть не умеет, стрелять тоже. Послали его тогда листовки распространять в близлежащие села. Неделя проходит, другая... Партизаны уже за упокой выпили, но вдруг он появился весь обросший, грязный, но живой. Подходит к партизанам, достает скомканные деньги и бросает на стол со словами:
— Чтобы я еще раз с таким товаром связался!..
Мама, опять ты здесь!?
Сколько раз я просил не приходить в операционную, когда я делаю
операцию.
Я же велел вахтерам тебя не пускать. Новенький попался?
Это мне повезло. Почему на тебе халат нашего главврача?
Ты его одолжила, пока он был в туалете? Какой бульончик?
Мама, неужели нельзя...
Штирлиц обращается к Шелленбергу:
- Слушай, Фима, одолжи сто марок. Радистка Сара рожает.
- Штирлиц, ну сколько можно вас просить не называть меня по имени?! А деньги одолжите у Мюллера.
Штирлиц заходит к Мюллеру:
- Сёма, одолжи сто марок, радистка Сара рожает.
- Штирлиц, вы сумасшедший! Кругом подслушивающая аппаратура, соблюдайте хотя бы элементарную конспирацию. А деньги попросите у Бормана - у него партийная касса.
Штирлиц звонит Борману:
- Дядя Мойша? Это я, Абрам Исаев. Одолжи сто марок, радистка Сара рожает.
- Послушайте, штандартенфюрер! Когда же вы наконец перестанете клянчить у меня деньги?! Ну ладно, мой человек передаст вам сто марок. Но если вы и впредь будете нарушать конспирацию, я попрошу Гиммлера, чтобы он отправил вас домой, в Бердичев!
