- Что сегодня дают в театре? - В буфете бутерброды с икрой, балыком, салями, а на сцене — что-то совсем несъедобное.

Одна светская дама приходит в театр на спектакль "Отелло". Видит великолепную игру актера, увлекается им, приглашает его к себе. Он приходит еще в гриме, в костюме, то есть в образе, и они проводят прекрасную ночь. А затем эта дама видит актера в роли Ромео и возгорается стратью еще больше. И снова все повторяется. Он приходит в гриме, в костюме, и снова прекрасная ночь. И третий раз видит она его в роли дон Жуана. Ну понятно, что дальше было. И думает дама, что актер, вероятно, необыкновенно хорош в своей подлинной ипостаси, без всех этих ролей. Зовет она его к себе в истинном виде. И приходит невзрачный, лысый мужичок. Дама, конечно, несколько обескуражена, но все же не теряет надежды и приглашает мужичка на свидание. Он же великолепный любовник! А мужичок отвечает: -Увы, я импoтeнт. - А как же... - изумляется дама. - А это все система Станиславского.

Великий оперный режиссер Борис Покровский пришел впервые в Большой театр, когда там царствовал главный дирижер Николай Голованов. «Ну вот что, молодой, — сказал Голованов, — тебя никто все равно слушать не будет, так что ты сиди в зале, если какие замечания будут — мне скажи, а я уж сам!» Репетировали «Бориса Годунова», полная сцена народу, Покровский на ухо Голованову: «Николай Семенович, скажите хору, чтобы они вот это: „Правосла-а-а-вные, православные!“ — не в оркестровую яму пели, а в зал, дальним рядам, и руки пусть туда тянут!» «Правильно!» — стукнул кулаком Голованов и заорал на хористов: «Какого черта вы в оркестр руки тянете? Где вы там православных увидели?!»

В одном театре служил суфлёр, хороший и опытный. Одна беда: пил. Первый акт держался, а в антракте принимал бутылку и дальше уже подсказывал всякую ахинею. Так что второй акт превращался для вокалистов в сущую муку. Директор театра приказал запирать суфлера в будке перед антрактом и следить, чтобы с собой не пронёс и извне не попало. Ничего не помогает - в антракте напивается, хоть ты что делай. Долго выслеживали и, наконец, поймали. Перед спектаклем хитрован привязывал заветную бутылку в уголок театрального занавеса, и она сама приезжала к нему в антракте. Руку чуть высунул, бутылочку втянул, открыл, выпил, даже не отвязывая, и с третьим звонком она вместе с занавесом, пустая, уезжала в кулису. Блеск!

В студенческую театральную студию, где я по молодости помогал ставить декорации, заглянул аж Михаил Пуговкин. Он отсмотрел спектакль про войну и так хвалил молодые дарования, так хвалил: - Ты молодец, отлично сыграл, убедительно! Ты красавица, в роли просто великолепна! Массовые сцены прекрасно организованы ! - и т.д. и т.п. - А мы как сыграли? - спросил кто-то. - Кого? - затруднился с узнаванием Пуговкин. - Лежали во втором акте, изображая спящих в блиндаже. - А, ну конечно же! Спящие лежали гениально !!!

В БДТ идёт спектакль "Идиот". Сцена, где Рогожин вот-вот зарежет Настасью Филипповну. Выходит кот, настоящий, местный, Достоевским непредусмотренный. Кот садится и начинает смотреть спектакль. А зрители смотрят только на кота. Он хвостом в одну сторону - зрители ложатся от счастья; в другую - опять ложатся. Позвали Товстоногова. Он шипит: "Опускайте занавес!". Опускают и бросаются ловить кота, а его и след простыл. Через 5 минут поднимают занавес: кот опять на месте. Ужас! Не Смоктуновский владеет вниманием зрителя, а кот. В этот момент открывается люк, и из него появляется рука суфлёрши Тамары. Толстая белая рука, а пальцы в фальшивых бриллиантах. Рука ползёт к хвосту. Доползает, но кот убирает хвост. Рука снова ползёт, кот снова убирает хвост. Зрители счастливы. Наконец рука хватает хвост, а кот, в ответ, вцепляется когтями в руку - брызжет натуральная кровь. Кот цепляется за хвост, тянет на себя электрическую лампу, они исчезают в люке. Все в обмороке.

Рассказал Владимир Этуш. Он как-то пошел в детский театр - вероятно отсматривать актеров. А там был спектакль для самых маленьких, публика этак по 3-4 годика. И вот на сцене появляется лохмато-зубастый злодей, и с растопыренными руками наступает на публику, со словами: "Сейчас! Я! Вас! Всех! Съем!!!"... Рядом с Этушем сидит маленький мальчик, выпучивший глазёнки, трясется от страха, но, тем не менее, тихо бормочет: - Всех не съешь - обделаешься...

Читаю новости: «В московском Театре сатиры нашли труп»... Пытаюсь понять — откуда в театре появились сатиры?!

В 1990-х годах театр "Ленком" давал спектакль "Школа для эмигрантов" на сцене провинциального театра. В день премьеры в театре была зарплата, и местные работники её хорошо отметили. Вечером один из осветителей заснул и во время спектакля упал на сцену, буквально под ноги Александру Абдулову, который рассказывал о приглашении на приём у графа Винницкого... "Посланец от графа прилетел!" - невозмутимо произнёс актёр, и осветителя срочно унесли со сцены.

В театре идёт оперетта "Севастопольский вальс". За противопожарной безопасностью следит новый сотрудник. Ему сказано пресекать любые попытки курения на сцене. По сценарию один из участников закуривает, тогда "пожарный" из-за кулис шипит: "Брось папиросу!". Актёр продолжает курить. Снова: "Кому сказано: брось!". Тот не реагирует. Тогда "пожарный" выходит на сцену и направляется к актёру. Тут уже шикают на него: "Ты куда?! Там же море!". "Ах, море?" - тогда пожарный гребёт руками, представляя, что плывёт, "подплывает" к нарушителю, вырывает у того папиросу и гребёт обратно за кулисы с чувством выполненного долга. У актёров на сцене столбняк.

Балерине очень мешал х*й, который показывал Валера с первого ряда.

Рассказала моя подруга - профессиональная пианистка. Когда ее дочери было 4 года, она взяла ее на оперу «Травиата». Для тех, кто не помнит или не очень знаком с сюжетом, он основан на «Даме с Камелиями» Александра Дюма-сына. В основе - история молодой девушки Виолетты, которая попадает в Париж, входит в высший свет благодаря богатому любовнику, но, влюбляется в молодого и все это плохо заканчивается: как уж и водится в операх, тем, что все умерли, причём Виолетта - от туберкулеза на каторге. Великолепная музыка Верди, мама счастлива, что приобщает дочь к искусству и хорошему вкусу. Ребёнок, на удивление, досиживает до конца оперы, ближе к развязке (и смерти Виолетты), вдруг спрашивает: «Мама, а почему музыка такая грустная?», на что мама отвечает: «Потому, что Виолетта болеет и очень плохо себя чувствует». Ответ дочки был прекрасен: «Тогда она должна была остаться дома, а не петь в опере!»