Байки
Это было в 1994 году, на Украине, в городе Ивано-Франковске,
в офицерском общежитии. Ночь. Сидим, играем в преферанс и пьем
технический спирт, который у нас назывался "шмурдяк" и коего было
немеряно. За игрой обсуждаем недавний случай в районе, когда кто-то
выпил метиловый спирт и ослеп. Через какое-то время один наш друг,
сидящий на расдаче, головку-то на ручки положил и прикорнул немного.
А мы возьми, свет потуши (темень жуткая!) и ну его толкать:
"Андрюха, давай, твой ход!" Он очухался, да как заорет! Чего это он?
в офицерском общежитии. Ночь. Сидим, играем в преферанс и пьем
технический спирт, который у нас назывался "шмурдяк" и коего было
немеряно. За игрой обсуждаем недавний случай в районе, когда кто-то
выпил метиловый спирт и ослеп. Через какое-то время один наш друг,
сидящий на расдаче, головку-то на ручки положил и прикорнул немного.
А мы возьми, свет потуши (темень жуткая!) и ну его толкать:
"Андрюха, давай, твой ход!" Он очухался, да как заорет! Чего это он?
Байки
Весной купил я на фирму ксерокс Canon FC230 (это ксерокс с неподвижной
нижней частью и подвижной верхней, куда кладется копируемый объект).
К концу 1997 года (пользовались им очень много и часто) при копировании
он начинал довольно мерзко пищать, скрежетать и т.д. Так вот однажды
после двадцати минут копирования водитель, находившийся рядом,
не выдержал и заявил снисходительно-поучительным тоном, обращаясь
к ксероксу (при стечении народа и боссов):
- Мне уже 40 лет, но я размножаюсь без скрипа!
Все, кто стоял - легли и не поднимались... А меня заставили его смазать.;)
нижней частью и подвижной верхней, куда кладется копируемый объект).
К концу 1997 года (пользовались им очень много и часто) при копировании
он начинал довольно мерзко пищать, скрежетать и т.д. Так вот однажды
после двадцати минут копирования водитель, находившийся рядом,
не выдержал и заявил снисходительно-поучительным тоном, обращаясь
к ксероксу (при стечении народа и боссов):
- Мне уже 40 лет, но я размножаюсь без скрипа!
Все, кто стоял - легли и не поднимались... А меня заставили его смазать.;)
Байки
Дело было в новогоднюю ночь 1985 года в городе Владимире. Основательно
отметивший наступление очередного года мужик в 5 часов голосует на
объездной дороге (это по большому счету шоссе Москва-Казань), чтобы
добраться домой на другой конец города. Останавливается дальнобойщик.
Просьбу "подбросить до Куйбышева" (есть в этом городе такая улица)
решил по доброте душевной уважить, всяко ехать веселей.
Утром просыпается наш герой и слышит от водилы:
"Ты, это, спи. Еще только Горький проезжаем."
отметивший наступление очередного года мужик в 5 часов голосует на
объездной дороге (это по большому счету шоссе Москва-Казань), чтобы
добраться домой на другой конец города. Останавливается дальнобойщик.
Просьбу "подбросить до Куйбышева" (есть в этом городе такая улица)
решил по доброте душевной уважить, всяко ехать веселей.
Утром просыпается наш герой и слышит от водилы:
"Ты, это, спи. Еще только Горький проезжаем."
Байки
На неоднократно краснознаменном Балтийском флоте по инструкции
было положено швартоваться так: дается команда "самий малый назад"
и корабль медленно причаливает. Так швартоваться для уважающего
себя капитана считалось "западло". Боевой капитан швартовался так:
давалась команда "полный назад", затем, слегка недоплывая до причала,
"полный вперед", чтобы погасить скорость, и "стоп машина". Корабль
останавливался, весь в пене и под восхищенные взгляды болельщиков.
При этом на корме обязательно стоял мичман, который отсчитывал
расстояние до берега и выкрикивал его капитану.
Однажды один сторожевик начал тормозить слишком поздно. Монолог мичмана:
"Семьдесят метров... сорок метров... двадцать метров... десять метров...
Пи*дец! Море кончилось."
было положено швартоваться так: дается команда "самий малый назад"
и корабль медленно причаливает. Так швартоваться для уважающего
себя капитана считалось "западло". Боевой капитан швартовался так:
давалась команда "полный назад", затем, слегка недоплывая до причала,
"полный вперед", чтобы погасить скорость, и "стоп машина". Корабль
останавливался, весь в пене и под восхищенные взгляды болельщиков.
При этом на корме обязательно стоял мичман, который отсчитывал
расстояние до берега и выкрикивал его капитану.
Однажды один сторожевик начал тормозить слишком поздно. Монолог мичмана:
"Семьдесят метров... сорок метров... двадцать метров... десять метров...
Пи*дец! Море кончилось."
Байки
Все-таки интересный он - кочевой народ. Блага цивилизации, воспринимаемые нами как должное, кочевники относят либо к излишествам, либо к странностям оседлых людей. На все время пока открыты перевалы, нас закидывали на ПГП, это стационарный пост, дом деревянный, мини-застава. Все время, пока в горах есть зеленая травка, там пасут живность. Все это дело находится в погранзоне, и наша задача запускать-выпускать народ (разумеется, и скотину тоже). И постоянно на участке посещаем их юрты с проверками с журналом, сколько человек в наличии, не проскочил ли кто без пропуска, или наоборот не свалил ли кто в Китай к родственникам-уйгурам. Происходит обмен натуральный, и культурологический (вот пишу воспоминания), меняем подковы на сыромятину, тушенку на баранину, свитера на камушки всякие (как казалось - гранаты, на самом деле туфта). По молодости кумыс пробовал, говорили от него можно прибалдеть как от пива, на самом деле работает это пойло как слабительное. Чтобы слегка опьянеть, надо вылакать литров пять, но перспектива быть чуть пьяным, но с головы до стремян в диарее, не прельщала. Сами брагу ставили, и выпивали на следующий день от нетерпения. (Эффект тот же как и от кумыса). Оказывали мы и услуги. Первым делом подстрижка. Аренда машинки с «парикмахером» обходилась в барана за одну подстриженную семью из 7-9 человек, благо наголо. Сурков рвал зубы бедолагам, правда в простых случаях, если плоскогубцами можно уцепиться было. Рассчитывались мумием или родиолой (золотым корнем). В штате был у нас фельдшер Серега (срочник конечно), отзывался он на прозвище «Кикоз», уж почему не помню, наверное это термин какой-нибудь ветеринарный. Знаменит он был на весь фланг тем, что когда у замполита соседней заставы преждевременно начала рожать жена в нелетную погоду, он, выпив стакан спирта, благополучно приняв плод, облевал и роженицу, и младенца, и счастливого отца с пуповиной в руках. Пришел к нам однажды с дальнего пастбища чабан один, рожа страшная, фурункул на лице. Уже с высокой температурой, и воспаленными лимфоузлами. Надо спасать человека. Кикоз накатил для смелости, и заставив пациента зажать в зубах кончик ремня, (видимо для анестезии) взялся за скальпель, которым я перед этим резал трафареты. Вскрыв нарыв, он сделал все необходимое (я не силен в этих делах, там дренаж какой-то), вкатил лошадиную дозу антибиотиков. По выздоровлении больной обещнулся притащить выделанной овчины на дубленку, на что Кикоз выдал ему банку мази Вишневского, в околомедицинских кругах называемую загадочно «линимент». Через пару дней пришел его сын, и сказал, что у папы еще на крупе пару фурункулов образовалось, и сам он прибыть не может, так как в седле ехать исключительно невозможно. Выпросил еще банку мази и отбыл, екая селезенкой своей кобылы. Заказав с заставы дополнительно медикаментов, Кикоз поехал проведать своего больного (прикидывая, сколько надо шкур на дубленку). Вернулся весьма озадаченный. Спрашиваю, как там чабан? Серега махнул рукой - нормально, рубцуется. Слово одно позабыл, покоя нет, крутится в башке вспомнить не могу. А чего за слово-то? - Да понимаешь, приезжаю я, задницу свою и рожу пациент мумием мажет, антисанитария полнейшая, мухи везде, а заживает все очень здорово, даже отека нет уже. Спасибо, говорит, хорошее лекарство дал, и наворачивает бальзамический линимент Вишневского чайной ложкой три раза в день перед едой как варенье. - Ааа, слово то - плацебо. Помнишь, в учебке и от поноса и от мозолей одну таблетку давали, вот оно и есть.
